Моя история

Когда я рассказал об этом по телефону Андриа, он моего восторга отнюдь не разделил. Единственное, о чем он все время думал, — это о скорейшем начале научных экспериментов. Он сказал, что ему удалось заинтересовать Станфордский научный институт программой, при помощи которой можно было бы изучать эти силы в очень строгих лабораторных условиях. Андриа возвращался в Европу, чтобы встретиться со мной и окончательно обсудить наши планы.

Шел октябрь 1972 года, и он хотел начать эксперименты в Станфордском институте уже в ноябре. Он предлагал, чтобы я сперва приехал в США познакомиться с теми учеными, которые, как он думал, смогут поддержать идею серьезной работы в лабораториях. Он надеялся, что они смогут оказать поддержку в том случае, если увидят эти энергетические силы в действии и убедятся в их неподдельности.

Когда Андриа приехал в Германию, они с Вернером быстро нашли общий язык и понравились друг другу. Тем более мы заметили, что, когда Вернер находился где-то поблизости, еще чаще стали происходить какие-то непонятные и непредвиденные вещи. Например, лампа вдруг срывалась с места, слегка приподнималась и падала. А в ресторане сами собой начинали гнуться вилки и ложки, хотя я к ним даже не прикасался. Некоторые предметы вдруг просто исчезали, а потом неизвестно откуда падали на пол.

Яша записывал все эти явления, дни и время, когда они происходили, и из его записей вырисовывалась какая-то интересная картина. Быть может, эти явления и не впечатляют вас, когда вы читаете о них. Но когда они неожиданно происходят, — я, как правило, в этот момент о них не думаю, — то волей-неволей удивишься и задумаешься — в чем же дело?

Наши планы пришлось немного изменить. Было решено, что мы с Шипи приедем в США к Аидриа в конце октября. А Яша и Вернер приедут позже. Яша займется организацией целого рада моих выступлений в университетских центрах, а Вернер продолжит подготовку своего мюзикла там, а не в Германии. Конечно, это была фантастическая идея, немножко нереальная, но увлекательная. Самое главное, что все это не должно помешать серьезной научной работе, которую нам предстояло сделать. Турне, лекции принесут какой-то заработок, и я смогу жить достаточно независимо, пока будут продолжаться эксперименты.

Конечно, идея с мюзиклом была немного авантюрной, но и отказываться от нее нам не хотелось, хотя никто не знал, что из этого получится. Андриа собирался вернуться в США немного раньше нас всех, и он попросил меня съездить предварительно в Англию, чтобы встретиться и познакомиться с учеными и с теми людьми, которые могли оказать финансовую поддержку научной работе.

Шипи полетел в Лондон вместе со мной, и мы выполнили почти все поручения Пухарича. Примечательно, что во время нашего обратного путешествия в Германию произошла одна удивительная вещь. Мы с Шипи сидели на левой стороне салона самолета «Люфтганза». Мой фотоаппарат «Никон» лежал под свободным сиденьем. И вдруг он сам поднялся — мой фотоаппарат — и остановился прямо передо мной. Мы с Шипи были потрясены. Я взял его в руки и подумал, что, может быть, это сигнал что-то сделать? Я посмотрел в иллюминатор, но ничего не увидел, кроме голубого неба и белых туч. Тем не менее я решил направить камеру в иллюминатор и сделать несколько снимков. Мне трудно объяснить, почему у меня возникла такая потребность, ведь не было никакого смысла снимать чистое небо. Ну разве что только из-за того, что аппарат сам поднялся, — мне показалось, что это что-то означало. Я сделал несколько снимков, и на пленке еще оставалась пара кадров. После этого убрал фотоаппарат и, приписав происшедшее к целой серии странных случаев, практически забыл о лучившемся. Но, что самое главное, удивление в связи с этим еще ждало меня впереди.

Андриа встретил нас в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке и отвез к себе домой в Оссининг, местечко в пригороде. Дом был большой, красивый, вокруг было много зелени и деревьев. Я до сих пор все еще сомневался в необходимости лабораторных изучений, так как был не в состоянии преодолеть свой страх.

Вспоминая сейчас об этом, я понимаю, что у меня просто не было достаточно уверенности в себе, в том, что мне удастся регулярно и одинаково успешно повторять некоторые эксперименты по многу раз, тем более в незнакомом окружении или, что еще значительно хуже, в присутствии зла, открытого, не прячущегося. Я к этому времени уже начал понимать, что присутствие скептиков даже подстегивает меня, но зато совершенно обезоруживает и обессиливает окружающее недоброжелательство и зло.