Моя история

Я не знаю, что стоит за этими голосами — какие-то существа или космические компьютеры. Мне кажется, это воплощенные в неизвестную форму разумы. Они настолько самостоятельны, что я принимаю все, что они говорят, потому что не раз находил подтверждение их слов, выраженное вполне материально и осязаемо. Все эти проявления, и прежде всего мои собственные ощущения, подталкивали меня идти дальше, проводить научные эксперименты и продолжать демонстрации, чтобы энергетические силы становились известны людям, чтобы им можно было показать хотя бы маленькие символы, вроде согнутого ключа. Мне кажется, что символы необходимы для того, чтобы легче было представить то, что мы находимся на грани больших открытий новых энергий, высших разумов, контактов с другими обитателями Вселенной. И кто знает, быть может, это знание поможет нам воссоединиться, вместо того чтобы разрывать друг друга на части. Все это не так уж и не' логично. Мне кажется, что каждый астроном сегодня теоретически готов согласиться с тем, что во Вселенной — миллионы других планет с большой вероятностью существования на них разумной жизни.

Журнал «Тайм» по-прежнему атаковал нас, требуя информации о проведенных исследованиях. Приближался симпозиум в Колумбийском университете, и мы с Андриа решили, что нам нечего больше скрывать. Словом, мы согласились на интервью, хотя эта идея нам не слишком нравилась, потому что инициатором встречи был Леон Жаров, в чьем негативном отношении ко мне сомневаться не приходилось.

Мы оказались правы. Атмосфера в журнале «Тайм» была неприятная, злая. Никто и не пытался скрыть от нас свою враждебность. Журнал пригласил, кроме нас, несколько известных фокусников, и один их них ехидно напоминал, что и я выступал на одной сцене с ним в Германии. Словом, ситуация была совсем неподходящая для какого-то эксперимента или демонстрации, но те не менее я попробовал, и довольно удачно — согнулись ключ и вилка, которые мне принесли сами журналисты. Андриа, едва выйдя из редакции, сказал, что он почувствовал себя как на товарищеском суде Линча. У меня сильно испортилось настроение, я представил себе, что они теперь напишут.

Вскоре в номере от 12 марта 1973 года появилась и сама статья под названием «Фокусник и „мозговой центр“. Почти в эти же дни Станфордский институт обнародовал свои результаты на симпозиуме в Колумбийском университете. Получилось довольно странное совпадение.

Статья в журнале „Тайм“ была злой, многие факты в ней были искажены или подтасованы. Не дождавшись выводов ученых Станфорда, авторы статьи пытались изобразить ситуацию так, что я будто бы при помощи хитрых трюков сумел ввести в заблуждение целый научный институт. В общем-то это был знакомый прием. Для того чтобы уничтожить меня, им приходилось доказывать, что я умнее, чем целая группа известных ученых. Даже не просто умнее, а на десять голов выше всех. Итак, одновременно появились крайне негативная статья в „Тайме“ и итоговое заключение Стандфордского института, подтверждавшее истинность экспериментов, проведенных под строгим научным контролем. А чуть позже уже журнал „Нью-суик“ откликнулся на симпозиум довольно осторожной, но в целом правдоподобной статьей, в которой было сказано, что „эффект Геллера“ нуждается в серьезном изучении.

Теперь оставалось надеяться, что журнал „Нэйче“ примет к публикации научную статью Тарга и Путхоффа. И надежда эта крепла день ото дня. Реакция на все происходящие события была очень неоднозначной. Статья в „Тайме“ сделала мое имя широко известным, и, возможно, благодаря этому я вскоре стал получать приглашения принять участие в самых популярных телепрограммах США.

Программа Джека Пара была первой из них. Это было мое первое заметное появление на телеэкранах США, И прошло оно триумфально. Все демонстрации были успешными, понравились зрителям, и это, конечно, помогло нам в организации серии выступлений в американских университетах. Этим вплотную занялись Яша и Вернер.

Следующее приглашение меня особенно обрадовало, так как последовало оно от знаменитого Джонни Карсона — властителя дум очень многих американских зрителей. Я очень хотел, чтобы все получилось как можно лучше, и поэтому был непривычно напряжен и взволнован. И, как назло, ничего у меня толком не выходило, хотя ложка и согнулась в руках Рикардо Монтальбана. Я и без того чувствовал себя очень неловко, а тут еще меня все время торопили и торопили. Короче говоря, мало чего я сумел показать в этой программе. Настроение было поганое. Я, наверное, никогда не забуду это ощущение: миллионы людей на тебя смотрят, надо делать вид, что тебе весело, улыбаться, а у самого на душе кошки скребут.

Самое смешное, что после передачи уже за кулисами вдруг что-то действительно началось — медаль исчезла, потом вдруг снова появилась. Разные предметы начали летать по комнате. Те, кто видел, просто обалдели.