Моя история

Мария Джанис, как вы помните, была в своей квартире в Нью-Йорке и где-то в 18.15 позвонила Андриа. Телефонный звонок раздался в Оссининге в тот момент, когда я ходил по веранде и пытался понять, что же произошло. Андриа поднял трубку. Но говорить не мог, потому что находился в шоке. Он сказал что-то типа того, что у него тут рядом сидит один приятель, который хочет с ней поговорить. Он передал телефон мне, и я сказал: «Я здесь». Теперь уже Мария была в шоке. Она видела меня в Нью-Йорке меньше часа назад, когда я выходил из ее квартиры в 17.30. Я ей сказал, что и сам не понимаю, как очутился в Оссининге. Андриа, немного оправившись от потрясения, снова взял трубку и описал зрелище на веранде, когда он нашел меня там. Я все еще чувствовал какую-то слабость в теле, но нашел в себе силы позвонить Яше и Вернеру. Они потом сказали, что голос мой непривычно дрожал. Часы в этот момент показывали 18.20. Шипи еще не успел прийти из мастерской Марии. Я сказал Яше, что хочу, чтобы они хорошенько запомнили, что и когда случилось, а я немного приду в себя и перезвоню им. Шипи объявился дома сразу же после моего звонка. Он нашел Яшу и Вернера в каком-то очень испуганном состоянии. Когда они сказали ему, что я только что звонил из Оссининга, он заявил им, что это абсолютно невозможно, потому что он совсем недавно видел, как я выходил из квартиры Марии и Байрона. Спустя какое-то время Шипи сказал: «Когда чудеса только начинаются, здорово пугаешься, а потом привыкаешь».

Конечно, мы с Андриа, придя в себя, тоже так подумали. Да и все остальные тоже. Но это был, безусловно, самый драматический феномен их всех, которые когда-либо со мной случались. Было совершенно очевидно, что никакой транспорт не мог меня доставить с Манхэттена к дому Андриа в Оссининге за те пять минут между 18.10 и 18.15.

Андриа предположил, что, может быть, мы сумеем найти ответ, если попробуем включить магнитофон. И действительно, стоило ему запустить кассету, как знакомый механический голос тут же появился. Он дал нам понять, что это силы перенесли меня из Нью-Йорка в Оссининг. После этого голос обратился к нам с разъяснением планов на будущее для меня и Андриа. Послание было довольно коротким. В нем шла речь о тех сложностях в отношениях, которые возникли между нами, и о том, что мне теперь предстоит действовать в основном в одиночку. Закончилось все довольно абстрактными высказываниями на тему о том. что свободная душа и волеизъявление человека всегда должны доминировать.

Все это время Сольвейг Кларк провела в поезде, который двигался в направлении Оссининга. Вот что она впоследствии написала по этому поводу:

«Я обещала Андриа Пухаричу, что приеду на несколько дней', чтобы помочь ему в работе над книгой. Мы договорились, что я буду добираться в Оссининг на поезде, который прибывает туда в 19.04. Он пообещал встретить меня на станции. Поезд пришел вовремя, но Андриа нигде ни было. Я ждала десять минут, думая, что он вот-вот появится. Но когда осталась одна-одинешенька на всей станции, то пошла к ближайшему телефону и набрала номер Андриа. Каково было мое удивление, когда я услышала голос Ури. Дело в том, что я с ним говорила в тот день, но он мне ничего не сказал о том, что собирается к Андриа. Я сразу почувствовала, что что-то случилось. Мне показалось, что там у них был включен магнитофон. Ури только сказал: „Мы приедем через 15 минут“ — и повесил трубку. Я ждала, готовясь к чему угодно. Они приехали на станцию в „Фольксвагене“ Андриа. Его „Мерседес“ был в это время в ремонте. Я села на заднее сиденье. Как я уже упомянула, Ури вовсе не планировал ехать в Оссининг в ту пятницу. У него было назначено свидание с девушкой.

Когда мы добрались до дома Андриа и он включил свет на веранде, я все увидела. Картина была ужасной. Огромная дыра в сетке от насекомых, натянутой очень высоко. Перевернутый и сломанный столик, повсюду осколки разбитого стекла. Ури к этому времени уже успокоился, преодолел испуг и был только заметно озадачен. Если бы это случилось с кем-нибудь другим, я уверена, что этот человек едва ли сумел бы сохранять самообладание, а то могло бы и сердце не выдержать. Я горжусь Ури, силой его ума и воли, удивляюсь его прекрасной спортивной форме — словом всем, что позволило ему держаться в уравновешенном состоянии. Его еще как-то хватило на шутки и юмор. Создавалось впечатление, что все в порядке, все так и должно было быть».