Моя карта мира

   За этот смелый поступок мы были вознаграждены тем, что за всю неделю, проведенную в окрестностях Каназавы, мы встретили только одну круглоглазую пару, зато мы встретили ее дважды, на разных концах нашего маршрута.

Жить в отелях Каназавы нам было не по карману, и мы поселились в менее дорогом городке Такаока, откуда каждый день отправлялись в Каназаву согласно выданному нам расписанию поездов – благо,  билет был безразмерный и первоклассный. Благодаря этой не слишком удобной программе нам удалось познакомиться с подлинно народной японской кухней, далекой и от меню туристских ресторанов, и от меню, предложенному в романах Мураками. 

Поскольку, торопясь на поезд, мы отправлялись в путь без завтрака, нам приходилось каждый раз рыскать по вокзалу Каназавы  в поисках подходящей еды. Сначала мы, неспособные задать ни единого вопроса,  бродили по разветвленному подземному лабиринту в поисках кофе, но быстро убедившись, что на кофе рассчитывать нечего, принялись за наглядное изучение меню многочисленных  маленьких ресторанчиков, гнездящихся  по обе стороны  сумрачных туннелей.  Выбор был столь  же разнообразный, сколь непостижимый,  -  ведь мы не могли спросить, какая мелкая живность жарится на больших черных сковородах. Пришлось довольствоваться обнаруженной в одной харчевне темно-серой, ничем не заправленной лапшей, – по крайней мере, было гарантировано, что это не кузнечики и не черви.

Особенно поразила наше воображение одна фантастическая обжорка в глубине подземелья,  - очень уж она напоминала китчевое изображение адского пира. Она занимала довольно большую, плохо освещенную комнату со сводчатым потолком, под которым клубился густой, дурно пахнущий пар. От этого все помещение было затянуто зыбким туманом, сквозь который проступал свет раскаленных углей в жаровнях на полу,  а над жаровнями очертания подвешенных на крюках котлов с пахучей снедью, причем в мутной похлебке можно было разглядеть крупно нарубленные куски каких-то пупырчатых чудовищ, вероятно, морских.

Но самыми впечатляющими были очертания сидящих на полу едоков – их было довольно много. Почти поголовно бритоголовые и головастые, и все, как на подбор, страхолюдные, они выглядели  причудливыми вариациями Квазимодо – быть может, в таких уродов их превращала игра пляшущего в жаровнях огня,  и колышущегося над ним тумана. Когда мы вошли, все эти страшилища, как по команде, обернулись и уставились на нас, словно никогда не видели круглоглазых, -  что вполне возможно.  Мы потоптались на пороге, робко разглядывая пупырчатые обрубки морских тварей в котлах, а потом, не сговариваясь, рванули оттуда наверх, на свежий воздух. Поклявшись попробовать сомнительные яства таинственной обжорки на обратном пути, мы отправились осматривать Каназаву.  Выполнить эту клятву  нам не удалось.

Каназава - город с богатой историей, так что осматривать его нам пришлось не один день. В первый день мы полюбовались главной его  достопримечательностью  - парком Кэнроку-эн, одним из трех знаменитых "Японских Садов". Сад оказался, как и предполагалось, увеличенной копией всех других японских садов, свидетельствующих о непостижимой для европейца изысканности японской эстетики. Японцы обожают сады, и хоть в стране тесно, никто не отказывает себе в роскоши иметь собственный лоскуток земли величиной с носовой платок, на котором разбит поразительный по красоте  миниатюрный садик.  В таком садике  все, как у больших, только крошечное -  специально выращенные карликовые деревья взаправду склоняются над карликовым прудом, из которого вытекает карликовый, но настоящий, а не синтетический, водопад.

Насладившись великолепием  Кэнроку-эн, мы изрядно устали и направились было на вокзал, чтобы успеть к поезду на Такаоку, отмеченному красной линией в расписании. Однако мы быстро осознали, что понятия не имеем, как до этого вокзала добраться, тем более, что ничего, похожего на такси, не мелькало на горизонте. Окончательно отчаявшись, мы заняли выгодную позицию на людном перекрестке и обратились к спешащим мимо  прохожим с проникновенной речью: на всех доступных нам языках мы вопрошали, как доехать до вокзала.

Вокруг собралась изрядная толпа, не исключено, что нас приняли за нищих, собирающих милостыню. Мы простирали руки к внимательно разглядывавшим нас узкоглазым лицам, но,  к нашему ужасу,  никто нас не понял – ни по-английски, ни по-немецки, ни по-русски. Тогда мы стали изображать поезд - в меру своих актерских способностей мы пытались подражать пыхтению и гудкам паровоза. Но первые десять минут никто не опознал паровоз в нашем несовершенном исполнении.

И вдруг - о, счастье! – две девушки-подружки подошли к нам поближе, и одна из них несмело пролепетала: «Рервей стесен?». Вовремя вспомнив, что японцы не произносят букву «л» и еще пару привычных нам букв, я поняла, что они имеют в виду «рейлвей стейшен», и радостно закивала. Девушки просияли, подхватили нас под руки, и повели в неизвестность.  Мы покорно последовали за ними.