Моя карта мира

Но как только мы вошли в предложенную нам комнату, где единственным предметом мебели был телевизор на ножках, тут же  выяснилась неполноценность наших познаний в области японского быта. Не успели мы поставить чемоданы и попытаться присесть на скрученные в валики матрасы, служащие в риокане одновременно стульями, столами и кроватями, как вслед за нами ворвалась разъяренная  хозяйка. Она с  громким криком возмущенно тыкала пальцем в сторону наших ни в чем не повинных ног в розовых тапочках.

Убедившись, что мы не понимаем ни слова из ее гневной речи, она села на пол и, бесцеремонно сорвав с нас тапочки, вышвырнула их в коридор. После чего погрозила нам пальцем и удалилась, оставив нас в сомнении, полагается ли нам за такое преступление совершить двойное харакири или нет. В конце концов, мы решили этот вопрос в пользу «нет», основываясь на том, что, не удостоившись чести быть самураями, мы не заслужили такого славного конца.

Принявши мудрое решение остаться в живых, я поступила, как и положено живым – вышла в коридор, надела розовые тапочки и отправилась искать уборную. Уборная была маленькая, довольно чистая и совершенно японская – с учетом строения ног коренного населения в ней не предполагалось наличие унитаза. Вместо унитаза ее украшала пара каменных подошв, указывающих, куда ставить ноги, а между подошв зияла глубоко уходящая вниз дыра, по которой текла нещедрая струйка воды. Пока я примеривалась к непривычной конструкции, кто-то с громкими криками начал ломиться в дверь уборной. Я заподозрила, что это опять хозяйка, открыла дверь и не ошиблась – это была она, но гнев ее поднялся на пару градусов выше.

Не тратя слов на ненужные объяснения, она опять сорвала с меня розовые тапочки и напялила мне на ноги красные, одиноко дежурившие за порогом уборной. Не полагаясь на мою круглоглазую сообразительность, она дождалась под дверью, пока я вышла из уборной, чтобы убедится, что я не отправилась к себе в комнату в красных тапочках вместо розовых. Я так и не узнала, кого именно я осквернила, - уборную из-за присутствия в ней тапочек, или тапочки из-за их присутствия в уборной.

Одно я знаю наверняка – утром мы опять напроказили. Проснувшись поздно, мы аккуратно помылись в специфической японской ванне, перед входом в которую мы предусмотрительно сменили розовые тапочки на приготовленные у двери черные. Вернувшись в свой номер мы уселись на расстеленные на полу матрацы из рисовой соломы и стали обсуждать, с чего начать свой день в Киото. Не прошло и двух минут, как нашу мирную беседу прервал громкий стук в дверь. Готовые ко всему мы покорно впустили хозяйку, которая  стала наступать на нас, пытаясь вытеснить в коридор.

Мы бы так и не поняли причину ее недовольства, если бы на наше счастье мимо не проходил живший в  соседнем номере студент из Австралии, изучавший японский язык в местном университете. Он практически спас нас, объяснив, что по традиции риокана ровно в десять утра  все комнаты должны быть убраны, а все матрацы, служившие ночью кроватями,  должны быть свернуты в рулоны, чтобы превратиться в стулья.

Усвоив очередное правило, мы выкатились на улицу и направились к императорскому дворцу, где в полдень была обещана экскурсия на английском языке - специально для иностранцев.

По дороге наше внимание привлек удивительный спектакль, который мы по неопытности приняли за  театральную репетицию. День был сумрачный, наполненный дыханием наступающего из океана тайфуна, и потому многие витрины были ярко освещены. В одном залитом неоновым светом оконном фонаре стоял обычный низкорослый столик, а вокруг столика сидели на полу трое косоглазых – два с торцовых сторон, лицом друг другу, а третий – у длинной стороны, лицом к улице. Все трое непрерывно и увлеченно кланялись друг другу.

Мы застыли перед окном, завороженные размеренным ритмом их взаимных поклонов. Наконец левый из сидящих по торцам прервал цепь поклонов и, плавно простирая руки, поднял со стола невидный нам до этого плоский предмет. Протянув предмет сидящему к нам лицом, он несколько раз низко поклонился, касаясь лбом поверхности стола. Тогда сидящий к нам лицом несколько раз вдумчиво поклонился, торжественно принял плоский предмет и начал медленно его разворачивать, а оба сидящих по торцам принялись кланяться с нарастающей скоростью, как механические игрушки.

Сидящий к нам лицом развернул сверток, который оказался мужской рубашкой, и растянул его за рукава, словно хотел рассмотреть его на просвет. Частота поклонов торцовой пары достигла рекордной величины, а сидящий лицом опустил рубашку на стол и  несколько раз поклонился плавно и без спешки. В ответ торцовые дружно вскочили, один из них схватил рубашку и умчался с нею вглубь помещения, тогда как второй с не меньшей стремительностью принес и положил на стол другую рубашку. К этому времени первый вернулся, и оба поспешно заняли свои места по торцам стола. И все трое опять приступили к первоначальной церемонии размеренных поклонов.