Моя леди Джейн

– Не за что. – Она даже не взглянула на него, села на пень напротив костра и достала из-за пояса охотничий нож с красивой, инкрустированной жемчугом рукояткой. Когда Грейси одним ударом разрезала брюхо кролика и вывернула шкурку наизнанку, у Эдуарда сжались все внутренности. Прежде бóльшая часть его пищи поступала на стол уже приготовленной, «оформленной» и выглядящей как пища, а не в виде маленьких беззащитных зверьков.

Он вспомнил мышь, которую заглотил, будучи птицей. В желудке тяжело заурчало. С усилием он снова перенес внимание на носки.

– А на пятке-то дырка, – заметил Эдуард.

– Правда? – Продолжая разделывать кролика, она даже не подняла глаз. – Хочешь, чтобы я зашила?

– Было бы очень мило с твоей стороны, – довольно согласился он. – Когда у тебя будет время.

– И огонь у тебя почти погас – мне раздуть его заново?

– Если это нужно, чтобы зажарить кролика.

– А заодно уж и рубашку тебе погладить, да?

– Ну, она и вправду немного помялась, – осторожно отозвался король, хоть и не понял, каким образом она собирается это сделать здесь, в лесу.

Под ноги ему грубо шлепнулась отвратительная масса кроличьих потрохов. Он охнул и, подняв голову, увидел, что Грейси стоит прямо над ним, расставив ноги, и в ее зеленых глазах пылает ярость.

– Я тебе не прислуга и не девчонка на побегушках! – Она потрясла у Эдуарда перед носом выпотрошенным кроликом. – Я обещала тебе помочь и помогу, но приказов выполнять не стану. Ты мне не король, и я тебе – не подданная. Так что не смей помыкать мною.

Опешив, он только и смог что моргнуть.

– Я не… не собирался тобой помыкать и взваливать на тебя всю работу. Просто я…

Она скрестила руки на груди.

– Раньше мне никогда не приходилось самому за собой ухаживать, – пробормотал он, уставившись в пальцы ног. – Я не знаю, как это делается.

Несколько мгновений Грейси оставалась неподвижной. Затем Эдуард услышал, как она отошла, и решился посмотреть вокруг. Насадив кролика на ветку, девушка жарила его над костром. Ее черные кудри разметались по плечам. Она с мрачным выражением глядела на пламя.

Сердце короля упало. Она его ненавидит. Наверное, соображает, как бы поскорее от него избавиться.

– Прости, – мягко проговорил он.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Ее лицо в бликах огня словно само полыхало.

– И ты меня прости, – сказала она наконец. – Не стоило на тебя нападать. Видно, они меня слишком легко раздражают.

– Они?

– Английские короли.

– Ах, вот оно что. Да, я заметил. Но ничего, хоть ты на меня и напала, я вроде цел. По крайней мере, пока.

На ее щеках появились те самые ямочки, она изо всех сил пыталась не улыбнуться в ответ. Надежда широким потоком хлынула обратно в грудь Эдуарда. Может, он ей все же немного нравится?

– Пожалуй, это не твоя вина, – продолжала Грейси. – Ты привык, что у всех вокруг только и забот – тебя обслуживать, и они с ног друг друга сбивают, чтобы первыми тебе угодить.

– Да, – признался он, но не решился добавить, как часто чувствовал себя при этом заточенным в золотую клетку. Как жаждал научиться делать все сам…

– И твои дни проходили в составлении указов, а не в заботе о тепле и пропитании, – закончила она.

Он пожал плечами.

– Честно говоря, и декреты-то в основном составляли советники. – Сказать по чести, управление страной всегда представлялось ему делом не более интересным, чем наблюдение за ростом травы, так что он с радостью спихивал его на других. Ведь затем они и нужны – так примерно он рассуждал.

– Так чем же ты занимался? – удивилась Грейси. – Ел, пил и веселился дни напролет?

– Нет, – усмехнулся Эдуард, но тут же начал припоминать: день короля начинался с того, что слуги его одевали. Затем – утренняя трапеза в личных покоях на блюдах из чистого серебра. Долгие часы занятий с наставниками – с самыми учеными людьми во всем государстве. Обед. В послеобеденные часы (по крайней мере, до того как он заболел) – игра в теннис или упражнения в стрельбе из лука и фехтовании. Еще он недурно владел лютней и иногда вместе с придворными играл нетрудные пьесы. Охотился. На оленей. Медведей. И (боже!) на лис.

Ему пришло в голову, что все это время он лишь готовился к роли короля, но в сущности им не был.

Эдуард откашлялся и переменил тему:

– А во сколько лет ты… открыла в себе эзианскую сущность?

– О, я всегда знала, кто я, – ответила Грейси, аккуратно поворачивая кролика другим боком к огню. – Эзианами были мама и папа, и все мои тетки, и дядьки, и двоюродные тоже. Если б я родилась другой, меня бы это страшно разочаровало.

– Но когда ты поняла, что ты именно лиса? – допытывался он.

Грейси пожала плечами.

– Среди шотландцев много лис. Ну, еще благородных оленей, ланей, куниц, косуль и всякой загонной дичи – да, мы такие. А то почему же англичане так любят на нас охотиться, как ты думаешь?

Он сглотнул. Англичане. Такие, как он, Эдуард. Хотя вина за вражду между Англией и Шотландией целиком лежит, как он считал, на его отце и уж никак не на нем – ну, если не считать истории с Марией Стюарт[17].