Моя любимая стерва

Крутилин щелкнул выключателем и шагнул ко мне, а я приподнялась на локте, слегка щурясь, и тут заметила в его руках одежду: брюки и свитер, он положил их на диван, поставил теннисные тапочки на пол и сказал:

— Должны подойти.

— Вы меня куда-то приглашаете? — догадалась я.

— На морскую прогулку. Я жду за дверью.

Поразмышляв немного, я вынуждена была пожать плечами и быстро одеться. Тапочки были немного великоваты. Я понюхала свитер, от него шел едва уловимый запах духов. Неужели это вещи мадам? И она добровольно решила поделиться? Я в ее доброте.не нуждаюсь, однако выбирать не приходится. Я юркнула в ванную, привела себя в порядок и осторожно вышла из комнаты. Иван Андреевич, подозрительно похожий на богатого английского баронета, сидел на диване в дальнем конце коридора, раскачивая ногой и увлеченно глядя на свой ботинок. Увидев меня, поднялся и пошел навстречу.

— Черный цвет тебе к лицу, — сказал он без улыбки. Я знала это и без него, поэтому не удивилась.

Он взял меня за руку и повел через огромный холл к зеркальным дверям, предусмотрительно распахнул их передо мной, мы спустились по мраморной лестнице к причалу, здесь нас ждала яхта, плавно покачиваясь на волнах.

Было немного ветрено и прохладно, я поежилась в своем свитере. Крутилин, заметив мой жест, спросил:

— Озябла? Может, дать тебе куртку? «Меня не утопят», — с облегчением подумала я, чего б ему тогда беспокоиться? И ответила:

— Спасибо. Не нужно.

Поднялись на борт, яхта тут же плавно отошла от причала, а мы устроились на корме. Небо было безлунным, а море почти черным, и я решила, что для морской прогулки время выбрано не совсем удачно. Яхта столь стремительно удалялась от берега, что вскоре я не могла различить даже огней виллы, впрочем, мы скорее всего обошли мыс, и увидеть ее отсюда было бы невозможно. Неожиданно двигатель заглох, яхту плавно покачивало, а Крутилин, повернувшись ко мне, сказал:

— Вот и прибыли.

«Куда, интересно?» — хотелось спросить мне, но вместо этого я нахмурилась.

Так как я смотрела на море, появление новых действующих лиц заметила не сразу, а когда заметила… кровь буквально застыла в жилах. На палубе стояли двое крепких парней, держа в руках концы веревок. Но леденило кровь, конечно, не это. Дело в том, что рядом с каждым из них стоял человек в надетом на голову мешке, и другой конец веревки был обмотан у него вокруг шеи.

— Что это? — пролепетала я.

— Знаешь, какой самый большой грех, Аня? — поинтересовался Крутилин.

— Не знаю. Их, наверное, много.

— Самый большой грех — неблагодарность. Крутилин небрежно махнул рукой, парни сняли веревки со своих жертв и стянули мешки, а я увидела Генриха с заклеенным пластырем ртом и его недавнюю возлюбленную.

Генрих был смертельно бледен и стоял с закрытыми глазами. Руки и ноги у обоих были связаны. Смотреть на женщину мне не хотелось, я старательно пялилась на море за бортом и думала о своем муже. Что, если бы, к примеру, Максим решил подобным образом отомстить за измену? Как я вела бы себя в данном случае? Послала бы его к черту, вот как… Сунуть меня в мешок, точно шелудивого кота… Слава богу, в мешок сунули не меня, но все равно было жутко.

Крутилин подошел к Генриху, обнял его и сказал:

— Простимся, брат… — после чего сделал шаг в сторону, а стоящий рядом парень надел на шею Генриха веревку с тяжелой металлической болванкой. Генрих перегнулся вперед под ее тяжестью, мешок вновь водрузили ему на голову, оба парня подхватили блондина и перебросили за борт. Раздался всплеск, и все стихло.

Парни замерли, наблюдая за Крутилиным. В глазах у обоих таилась тягучая пустота, ни один мускул не дрогнул. Если бы кто-то из них вдруг зевнул, я бы не удивилась. Жженый улыбнулся, продолжая паясничать, развел руками и сказал, обращаясь к женщине:

— Вот видишь, Вика, какие дела…

Она глухо застонала и упала на колени, а Иван Андреевич махнул рукой. Веревка, мешок и всплеск, все заняло не больше минуты. Жженый посмотрел мне в лицо и заявил с тяжким вздохом:

— Неблагодарность — худший из грехов.

— Черт-те что! — рявкнула я. — Когда вы найдете мою собаку?

Яхта пришвартовалась, и мы вновь оказались на причале. Жженый попытался взять меня под локоток, но я отдернула руку. Мы вошли в дом, и он сказал, распахивая дубовую дверь:

— Что ж, Аня, теперь поговорим.

Мы были в просторном кабинете, огромное окно с видом на море неплотно зашторено. Крутилин устроился за столом, и я села напротив.

— Что надумала? — спросил он, закуривая.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась я, а он усмехнулся:

— Не играй с огнем, девочка.