КГБшник вернулся к берегу. Стал внимательно осматривать травяной ковер вокруг машины.
— Кажется, есть, — вдруг сказал он.
Я тоже аккуратно спустился, стал смотреть туда, куда указывал старик.
— Ни черта не вижу, — сказал я.
— Вот тут, следы примятости на траве. Видишь? И вот. Даже линию можно высмотреть. Так… Он пришел оттуда.
Старик встал, указал на ближайшие кусты. Кусты склонились так, будто росли по обе стороны узкой тропы. Когда мы направились туда, Волков стал осматривать ветви.
— Он тут шел. Видишь? Веточка сломана. Слом свежий.
Мы углубились в кусты, пошли по узенькой землистой тропе. Там Волкову попался хорошо сохранившийся след. Его оставили в грязи, в почти высохшей лужице.
— Размер сорок второй или сорок четвертый. Обувь спортивная, — проговорил он. — Видно по отпечатку подошвы.
Старик поднял голову. Нахмурился, заметив что-то. Потом повел меня к стволу низкой алычи, нависавшей над тропой своими ветвями-хлыстами.
— Вот сука… — Проговорил он.
— Чего такое?
— Выжил, что ли?
— Кто, выжил?
— Вон, посмотри.
Волков тронул кору, надавил ногтем. Показал мне красновато-бурую грязь.
— Кровь это, — сказал он. — Тот, кто пришел к машине, был ранен.
Глава 11
— Значит, Нерон, сукин сын этот, живой остался, — сказал со злостью в голосе Волков.
Я ничего не ответил, только вопросительно посмотрел на старого КГБшника. Тот вытер грязный ноготь о лацкан пальто, стал рассказывать:
— Нерона я стрелял на поражение. Сразу. Он — сволочь редкостная. Беспринципная тварь. Таких, в мое время, и близко не подпускали к службе разведчиком. Но в конце восьмидесятых как-то стало все меняться. Будто бы перестали смотреть на моральный облик сотрудников. Вот и выросли теперь всякие Нероновы да Фомины.
— Как он ушел?
— Когда я в него выстрелил, раненный сукин сын упал в реку. Я думал, он утоп: Нерон с головой под воду ушел. Да только, видать, где-то очухался, всплыл.
— И вернулся за машиной. М-да… Думаю, в больницу он не поедет, — покачал я головой. — Думаю, не решиться привлекать внимание с огнестрельным ранением. И так в проблемах по горлышко, а тут еще лишних себе подкинет.
— Согласен. Скорее всего, он поедет на свою конспиративную, мать ее, квартиру. Но за нее, за квартиру, Фурсов, сукин сын, молчит покамест. Пытать мне никогда не нравилось. Небольшой я в этом мастер. А Фурсова ты сам видал. У него, видать, болевой порог высокий. Ему все не почем.
Я внимательно всмотрелся через голые кусты и ветки низкорослых деревьев. По ту сторону рощицы что-то краснело. Сначала мне показалось, что это какое-то сооружение, однако я быстро понял, что же это такое было.
— Гляньте туда, — указал я в заросли.
Волков напряг зрение.
— Машина, что ли? — Спросил он.
— Пойдем посмотрим.
Мы торопливо прошли по тропинке и выбрались на продолжение береговой линии. Машина — старая четверка в кузове «универсал», стояла на дороге. Ее двигатель работал, а дверь бросили распахнутой настежь.
Когда мы взобрались на насыпь и вступили на земляную дорогу, Волков аккуратно заглянул в салон.
— Снасти какие-то рыбацкие, — проговорил он. — Машина чужая.
— Застряла, — осмотрев зарывшееся в подсохшую лужу заднее колесо, сказал я.
— В салоне кровь, — буркнул Волков. — Вытолкать ее из грязи у Нерона не было сил.
— И он целенаправленно погнал четверку к своей машине. Значит, там и правда было что-то важное.
— Вот сука… — Волков плюнул и добавил матом. — Хотел же обыскать ее. Но побоялся, что если стану шариться в салоне, отвлекусь, и Фурсов меня прибьет.
— А он мог бы, — сказал я.
— Еще как. Значит, что мы имеем? Нерон ускользнул. Где квартира, хрен его знает. И теперь он доложит своему генералу, что все, жопа. Накрылась их сраная операция медным тазом. Может выйти так, что Фомин пришлет кого-нибудь в город, чтобы поправить ситуацию по-настоящему силовым методом.
Я тоже заглянул в салон. Сидение, руль, часть торпеды и крючок открытия двери — все было выпачкано кровью.
— Он серьезно ранен, — сказал я. — Может, далеко не уехал. Истек кровью где-нибудь.
— А может, и нет. Надо возвращаться. Фурсова допросить. Выбить у него, где квартира.
— Нет, Сергей Константинович. Рано еще. Мы зря, что ли, весь этот спектакль разыгрывали? Дали ему пищу для размышлений, пусть дозревает. А если сейчас надавим — точно сотрудничать не станет.
— Времени терять нельзя, — возразил в ответ Волков. — Нерон мог уже добраться до квартиры. Уже мог сообщить обо всем Фомину. Тогда мы встрянем по-настоящему.
— Мы уже встряли. Даже если к Фурсову поедем, опередить Нерона все равно не сможем.
— И что ты предлагаешь? Сидеть сложа руки и ждать? — Раздраженно спросил бывший КГБшник.
Я осмотрел дорогу. Шла она вдоль поросшего кустами и рощицами берега. За ней до самых домов тянулся большой пустырь шириной метров в пятьсот. Да и короткая она была, эта дорога. Спереди она выворачивала на Розы Люксембург. Туда дальше заканчивалась, упираясь в большую кручу. Между своим началом и концом было еще два заворота: на Горького, откуда мы приехали, и на небольшой второй Ленинский переулок.