Моя первая ненависть

Элизабет Харрис оглядела взглядом кухонную комнату и поняла, что её мечтам о том, что мама уже будет готовить там завтрак, не суждено было сбыться. Элис решила готовить утреннюю пищу сама, не будя маму, но для начала ей бы следовало умыться. Девушка пошла в ванную, вспоминая ночное признание и чувствуя, как сердце медленно уходит в пятки от мысли о том, что Элис скоро придётся признаться маме в том, что она не любит мальчиков. А обожает новенькую из художественной школы, которая будто бы ослепила Элизабет. Та не позволяла последней видеть в ней хотя бы один недостаток… Элизабет Харрис не знала, как признаться в этом маме, ведь Элис знала, что та ничего не поймёт. Ничего. Просто покричит, и всё?! Но Элизабет ведь пыталась намекнуть, а теперь, очевидно, надо было признаться открыто. Элис то понимала и искренне надеялась на то, что мама её поймёт.

От мыслей про предстоящее признание у девушки закружилась голова. Как- никак, однако, а завтрак всё равно Элизабет Харрис пришлось бы готовить. Ведь есть ей хотелось примерно также, как позвонить Мику Суматорэ и услышать её голос. А желание последнего было настолько велико, что ничего другого вообще в мыслях Элизабет Харрис не было, и она стояла над раковиной, даже не переступив ещё порог и не выйдя из ванной в кухню. К тому же, раненое ночью плечо страшно болело, но радость от любви была намного сильнее, и, однако ненамного, но уменьшала боль в месте, куда впилось лезвие псевдо- Мику. На самом деле, взяв всё перечисленное, и соединив то воедино, Элизабет поняла, что ей не просто не хочется готовить. Она просто не могла сделать это- ну не было у Элис Харрис желания и вдохновения что- либо готовить на завтрак! Но вдруг, вспомнив о том, что маму нужно задобрить всеми возможными способами, Элизабет решила, даже несмотря на своё не самое прекрасное самочувствие, идти и готовить какой-нибудь изученный ею давно омлет, или же яичницу- глазунью. «Если время после приготовления какого-то из яичных блюд, будь то омлет или яичница, мне будет позволять, я ещё и десерт какой-нибудь сготовлю для мамы.»– решила девушка и вздохнула.

Элизабет Харрис вошла в кухню. Впрочем, как вошла?! Она просто переступила порог ванной и оказалась в кухонной комнате. Девушка подошла к сковороде и начала готовить яичницу. Сначала она разбила одно яйцо, затем второе, после чего всё размешала. Дальше свои действия Элизабет не стала запоминать. Она всё делала, будто бы руки заучили, что им нужно делать, а разум Элис находился где-то в другом измерении.

– О, Элизабет, ты уже проснулась?! Вроде бы писала ты мне вчера поздно, я думала, что ты не спишь… а тут- проснулась, и стоишь, завтрак готовишь!– раздался удивлённый голос мамы Элис за спиной Элизабет Харрис. Это было так неожиданно, что Элис аж вздрогнула от неожиданного приветствия.

– Мама, привет.– молвила Элизабет и выложила на тарелку яичницу, которую начала делать.– Доброе утро, а ты сама чего так рано?

– Ха-х, мне на работу нужно, а у тебя же сегодня выходной!

– У тебя сегодня что, дневная смена?!

Мама рассмеялась и обняла Элизабет. Несмотря на то, что Элис безумно волновалась, что мама её не примет, что-то внутри подсказывало юной Элизабет Харрис, что бояться ей нечего, и что Елена ( так звали маму Элизабет ) всегда её поддержит, что бы не происходило. Поэтому Элизабет неожиданно для себя повеселела и тоже рассмеялась.

– Ну так что? Днём сегодня работаешь?!– спросила Элизабет Харрис.

– Да, милая, ты угадала. Сегодня я работаю днём. Иван взял выходной по болезни, а мне теперь приходится работать за него. Мне трудно работать в дневную смену.– женщина прижала к себе дочку, а затем, избавив её от объятия, села за стол.– Но, Элис, я уверена, что это просто с непривычки и всё будет хорошо. Я ещё и ночью буду работать. Завтра весь день сон.

– Я… приготовила яичницу. Ты… хочешь попробовать?!

– Тебе семнадцать, Элизабет!– воскликнула женщина и развела руками так, что чуть не разбила свою любимую вазу.– Говори чётче! Я с радостью попробую твою яичницу, а почему ты волнуешься, дражайшая моя?!

– Мама… мне нужно тебе признаться…

Элизабет Харрис почувствовала, как она задрожала. Тело обдало холодом, а сердце упало куда-то вниз, в пятки. Липкий и безумный страх разделился в каждую клетку тела Элис, а на лбу выступили капли холодного пота. В горле встал комок, а признание не выходило изо рта. Губы не шевелились, а язык Элизабет Харрис словно онемел от ужаса. Элис смотрела на маму, пытаясь подобрать нужные слова. А что, если ей запретят видеться с Мику Суматорэ? Что, если всё так и будет? Мысли роились в голове Элизабет, и она была на грани адекватного состояния, которое вскоре могло перерасти в истерику. Но юная Харрис пыталась держать себя в руках. Ей то получалось, однако, с большим трудом. Спасительной была фраза мамы Элис, от которой сама Элизабет почувствовала себя смелей:

– Что ты хочешь мне сказать?! Я тебя поддержу! Ты двойку получила? Мы исправим её! Влюбилась? Элизабет, я- твоя поддержка.