Моя судьба под твоими ногами

План был утвержден единогласно, но на полдороге Крайдин крикнул вознице, чтобы остановил.

– Хорес, это не твой дом там виднеется? Не хочешь ли и жену навестить в качестве исключения?

– Фух, – выдохнул полковник. – Хочу! А то уж приготовился с ужасом смотреть, как мою же мечту у меня из-под носа уводят!

И, шатаясь, вышел из экипажа. Он и так был слишком пьян, продолжать веселье со старым другом Крайдину не хотелось, нужно было быстрее скинуть напряжение, от которого он все хуже соображал.

Слуги в доме графа были вышколены до идеала, уже через минуту перед гостем нарисовалась и хозяйка дома – заспанная, на ходу запахивающая расшитый золотыми нитями пеньюар.

– Милорд?! – она удивилась очень сильно. – Чем обязана в столь поздний час? О, что же я? Проходите!

И махнула рукой, чтобы слуги испарились. Крайдин прошел в гостиную вслед за графиней и имел счастье оценить ее и сзади. А она все щебетала, спросонья вспоминая все правила приличия:

– Приношу свои извинения, что вчера не осмелилась подойти к вам! Столько гостей! А затем ее величество увела вас с прекрасной невестой на улицу. Великолепный праздник, милорд! Примите, хоть и запоздало, мои искренние поздравления и заверения, что…

Она оборвалась на полуслове. То ли его взгляд заметила, то ли сама начала разглядывать. Им в самом деле раньше не приходилось вот так беседовать, хотя в лицо она брата короля, конечно же, знала. Хорес не преувеличил – вдова не просто хороша, она сравнилась бы с самой Найной. Высокая, почти ростом с генерала, черноволосая, черноглазая. И от волнения дышит так, что грудь под воздушной тканью пеньюара заметно вздымается. И, раздери Крайдина бесы, если эта грудь не воплощение совершенства – полная, крутая, возвышающаяся над тонкой талией.

Улыбка на ее губах стала другой – более открытой, почти призывной. Надо бы соблюсти этикет, поболтать о каких-то мелочах, выпить вместе. Но Крайдин слишком устал, чтобы кого из себя корчить. Особенно после ее тихого удивления:

– Почему вы так смотрите, милорд?

Такие вопросы таким тоном задают, только когда точно знают ответ. Потому и нет необходимости что-то дополнительно объяснять. Крайдин в два шага преодолел расстояние между ними, взял ее за талию и развернул, прижимая к стенке. Графиня невольно выдохнула.

– Милорд…

– Зови меня Крайдин Сорк, – ее имени он так и не спросил, а Хорес вряд ли называл вдову по имени. Да и какая разница?

Она усмехнулась и поймала его губы, позволяя задирать подол и гладить уже по обнаженной коже. Едва раздвинув ей бедра, Крайдин вошел одним толчком, лоно приняло его с той же жадностью, как губы женщины принимали его поцелуи. Он вколачивался в нее мощно, не давая себе времени опомниться. И что-то ему не нравилось в их общей страсти. Стоны ее не нравились, крики блаженства не нравились. Вдова определенно не строила из себя недотрогу, но Крайдину все происходящее отчего-то казалось каким-то спектаклем, в котором они оба участвуют – добровольно, но только играя роли.

Кончив в нее и не заботясь о ее удовольствии, он просто отстранился, подтянул шнурок на штанах, развернулся и отправился на выход.

– Ты больше не придешь, Крайдин? – раздался сзади довольно спокойный голос.

– Вряд ли, – ответил он, не оборачиваясь. – Найди себе мужа. Ты слишком хороша, чтобы быть одинокой.

Отпустил экипаж, решив потратить несколько часов на пешую дорогу и раздумья. Все-таки приворот. Злобная ведьма каким-то образом его приворожила. Может, она сама не догадывается о своем даре, но о нем догадался Крайдин. А как иначе объяснить его желание зажмуриться и, открыв глаза, увидеть рыжие волосы и привычную ненависть во взгляде? Графиня чудесна – сложно вообразить лучше. А ему надо было, чтобы она стонала другим голосом. Всего-то. Это точно приворот.

А ведь и с Найной в конце он испытывал похожую неудовлетворенность, просто не так отчетливо. Может ли заклятие набирать силу постепенно, усиливаясь с каждым днем, с каждым взглядом на эту тварь? А именно с поцелуем вышло на новый, уже явно осознаваемый виток.

Войдя в замок уже под утро, он уверенно направился в спальню Мариссы. Открыл дверь и замер на пороге. Ведьма спала, а эти треклятые волосы разметались по подушке. Зачем ей его привораживать? Ведь она ненавидит искренне, неподдельно. У нее есть причины для ненависти, вряд ли ей зачем-то могла понадобиться его любовь. Разве что заставить его самому себе перерезать глотку? Но до этого он ведь успеет многое с ней сделать. Подмять под себя, войти в нее, разорвать девственную преграду, стать ее первым мужчиной. Заставить ее стонать, извиваться под ним… И привораживать еще сильнее, если дело в любых их взаимодействиях.