Моя тропа. Очерки о природе

Мы разделись, но сапоги не снимали по настоянию хозяев, потому что на полу было прохладно, сели к столу и достали из рюкзаков хлеб, сырки плавленые, кусок масла сливочного, ну и другой московский провиант, открыли банку килек в томате. Решили, что горячей воды просить не будем – потом где-нибудь на костерке чаёк сварганим. «Давайте с нами кушать», – позвали мы хозяев. Дед тут же присел у стола, а старуха начала ворчать, что вот, мол, пристроился на дармовщинку, будто своего нету. На это мы возразили, чтобы они попробовали нашего московского гостинца. Тут уж и старуха не выдержала, сползла с печи и сказала деду, чтобы он достал огурцов солёных. Дед пошёл в сени и в оббитой эмалированной миске принёс штук пять. «Последние доедаем», – словно извинился он, подавая их на стол. Это действительно были последние огурцы – мятые, пустые. «Да вот, – сказала старуха, –  и картохи-то почти не осталось. Уж и Пасха прошла, а у нас всё пост».

Мы принялись за еду. Я наблюдал за стариками. Было ясно, что такой еды они не видели уже давно. Это было немудрено при такой их бедности – даже хлеба не было в этой избе. Уходя, мы оставили им кое-что, а себе только на один день, больше мы не собирались охотиться. Старики были довольны…

Почему я об этом вспомнил? Да потому, что и сегодня есть такие же избы в российских деревнях, с позабытыми  немощными стариками, словно ничего и не изменилось в нашей стране с тех давних пор. Но впустят ли тебя без разговоров в дом, не спрашивая, кто ты есть?

На речке Медведице

Летом 1954 года Борис Молоканов и я, студенты Московского пушно-мехового института, рыбачили и охотились на речке Медведице в Калининской тогда области. Незабываемое было время.

ПОГОНЫШ

Удим окуней с лодки, ткнув её носом в прибрежные камыши. Рядом с нами свистит погоныш, водяная курочка: «Сыть! Сыть!» Вдруг шорох. Я оглядываюсь и вижу его почти вплотную. Он идёт у самой воды, аккуратно переставляя зеленоватые, словно тростинки, ноги, раздвигая клювом, головкой и туловищем траву, смешно подрагивая задранным коротеньким хвостиком. Его тёмная с пестринками спинка сливается с цветом почвы.

Моя первая щука.

Погоныш прошёл так близко, что его можно было бы накрыть подсачком, если бы не мешали камыши.

ВЫПЬ

Жаркий полдень. Тёплый ветерок шумит листвой ив и приносит c реки запах тины, стоялой воды, рыбы. Я иду по берегу острова, вытаптывая бекасов. Самотоп, как презрительно говорят легашатники! Но у меня ведь собаки нет, и мне приходится гораздо труднее, чем им. Мне ведь никто не покажет, где сидит дичь.

B прибрежном небольшом кустике камыша шевельнулось что-то рыжее. Вероятно, показалось, думаю я, а может, это двинулся от ветерка увядший камышовый лист. Решил всё-таки проверить.

Подошёл шагов на пять, дальше уже грязь и вода. Всматриваюсь, но ничего живого не вижу, хотя кустик прозрачен. Ещё один шаг, чавкнула грязь под ногой, и из этого самого прозрачного места, болтая ногами и головой, вымахнула выпь.

ЛОСИ

Вечереет. B Батайловском заливе оглушительно бьёт рыба. Около Мининских островов струйкой тянется дым костра. Там пастухи с лошадьми. Хорошо слышны голоса, разносящиеся над рекой. На островах заунывные вскрики чибисов, в небе частое чиканье бекасов.

Около пастухов громкий плеск воды, возбуждённые голоса. Я не обращаю внимания на этот шум – ведь каждый вечер перегоняют лошадей с берега на остров. Но шум и плеск не прекращаются, а наоборот приближаются к нам. И в это время крик: «Лоси! Лоси плывут!»

Да вот же они! Из-за куста показывается лопоухая и горбоносая голова лосихи. За ней плывёт лосёнок. Увязая в грязи, они выскочили на мелкое место и встали в зарослях тростника.

Борис крикнул, и лоси, ломая тростник, с шумом разбрызгивая воду и грязь, легко вырвались на берег метрах в двадцати от нас и снова остановились, настороженно поводя большими ушами. Лосёнок стоял перед матерью, почти прижавшись к ней. Лоси как будто с любопытством смотрели на нас, а потом легко зарысили к лесу. И в сумерках долго было видно, как мелькают светлые ноги бегущих лосей. Их туловища словно растворились в кустах и деревьях.

Прошёл рейсовый теплоход «Каманин», в берег ударила поднятая им волна, в тёмном небе совсем по-человечески крикнула цапля: «А!», и в наступившей темноте почти рядом со мной невидимый нахально викнул чирок.

Утки – мечта моя

Увидели мы с отцом этих уток издалека, как только вышли из леса к озерку, что за Новой деревней около Ярославского шоссе. Они плавали маленькой плотной стайкой почти на середине. Отец пошёл на противоположный берег, чтобы стронуть их в мою сторону, а я пополз по какой-то канаве, затаился за хиленьким кустиком у самого берега и стал ждать. Другого выбора у меня не было. Только терпение и счастливый случай могли тогда мне, мальчишке, помочь.