Мы уезжали тихо, не делая никаких заявлений, но уже в Кале нас встретила большая толпа: «Да здравствует Шарло!» – кричала она на французский манер. Переезд во Францию был тяжелым – ровно половина меня осталась в проливе кормить рыб, но я все же старался улыбаться и приветственно махать рукой. И снова меня схватили, подняли и запихнули в поезд. На вокзале в Париже меня встретили толпа поклонников и кордон полиции. И опять меня с энтузиазмом мяли и толкали, а затем с помощью полиции подняли и засунули в такси. Все это было смешно и очень мне нравилось, но я согласился бы и на меньшую дозу почестей. Прием был великолепен, но возбуждение, которое передалось и мне, оставило меня просто без сил.
В «Кларидже» телефон настойчиво трезвонил каждые десять минут. Это был секретарь мисс Анне Морган. Я знал, что она попросит меня в чем-то поучаствовать, поскольку была дочерью Дж. П. Моргана. Именно поэтому мы и не отвечали на звонки. Но от секретаря не так-то просто было отделаться. Не мог бы я встретиться с мисс Морган? Это не займет много времени. Наконец я сдался и договорился встретиться с ней в вестибюле отеля без четверти четыре. Мисс Морган опаздывала, и спустя десять минут я уже собрался было уходить, как меня остановил служащий отеля со словами: «Мисс Анне Морган ждет вас, сэр».
Сначала мисс Морган загнала меня в угол своей настойчивостью и убедительностью, а теперь еще и опоздала! Я с улыбкой поздоровался:
– Извините, у меня назначена встреча ровно в четыре часа.
– Неужели? – ответила мисс Морган. – Я займу всего лишь пять минут вашего времени.
Я посмотрел на часы, было без пяти четыре.
– Может, присядем, – начала она и стала продолжать, пока мы искали место, где могли бы расположиться: – Я собираю средства для восстановления разрушенной Франции, и если бы мы могли показать ваш фильм «Малыш» на благотворительном вечере в «Трокадеро» и вы бы там присутствовали, то это помогло бы нам собрать тысячи долларов.
Я сказал, что она может показать фильм, но сам я на вечер не приду.
– Но ваше присутствие принесло бы дополнительные тысячи и тысячи долларов, – настаивала она. – Я уверена, что вы получите награду за это.
И вдруг словно черт меня дернул – я пристально посмотрел на даму:
– А вы уверены в этом?
Мисс Морган засмеялась.
– Я могу только порекомендовать правительству сделать это, но сама, конечно же, сделаю все от меня зависящее.
Я посмотрел на часы и протянул руку в знак прощания.
– Извините, но мне пора. Следующие три дня я проведу в Берлине. Надеюсь, вы дадите мне знать.
После этой загадочной фразы я откланялся. Я понимал, что выставил себя капризным типом, и уже через минуту начал сожалеть о своей выходке.
Всего лишь случайность нужна для того, чтобы вы оказались в эпицентре активной социальной жизни. Это как искра: стоит ей промелькнуть – и вы уже в центре событий.
Я помню двух молодых девушек из Венесуэлы, которые рассказали мне, как смогли войти в нью-йоркское общество. На океанском лайнере они познакомились с кем-то из семьи Рокфеллеров и получили письмо с рекомендациями к его друзьям, а затем начался бесконечный бал. Спустя годы одна из девушек поделилась, что секретом их успеха было то, что они никогда не заигрывали с женатыми мужчинами, это нравилось хозяйкам нью-йоркских салонов, которые с удовольствием приглашали их к себе и даже нашли им достойных мужей.
Что касается меня, то я попал в английское высшее общество случайно, когда принимал ванну в номере отеля «Кларидж». Жорж Карпантье[58]
, с которым я познакомился в Нью-Йорке еще до его боя с Джеком Демпси[59], появился прямо в ванной комнате и после теплых приветствий шепотом сказал, что его друг, с которым он очень хотел бы меня познакомить, ждет в гостиной. Джек добавил при этом по-французски, что его друг был «очень влиятельным в Англии человеком». Я натянул на себя банный халат и пошел знакомиться с сэром Филипом Сассуном. Эта встреча послужила началом нашей долгой дружбы, которая длилась более тридцати лет. В тот же вечер я ужинал с сэром Филипом и его сестрой, леди Роксеведж, а на следующий день улетел в Берлин.Реакция берлинской публики на мой приезд позабавила меня. В Берлине никому и ничего обо мне не было известно, я даже не мог забронировать столик в ночном клубе – мои фильмы еще не успели добраться до этого города.