Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Наш переводчик говорил медленно и с остановками, в то время как Кокто, сложив свои изящные руки на груди, строчил со скоростью пулемета, его глаза горели, он буквально пронзал меня вопрошающим взглядом, а потом поворачивался к монотонно бубнившему переводчику, который тихо и без эмоций переводил: «Мистер Кокто, он это… говорит, вы – поэт… ну, этого. солнечного утра, а он – ну, этот. поэт ночи».

Как только переводчик заканчивал, Кокто стремительно поворачивался ко мне, как-то по-птичьи кивал головой и продолжал. После этого наступала моя очередь долго и обстоятельно говорить о моем понимании философии и искусства. В моменты полного согласия мы обнимались под невозмутимым взглядом холодных глаз переводчика. Таким вот способом мы вели нашу трепетную беседу до четырех утра, договорившись встретиться в час дня за завтраком.

Но наш энтузиазм достиг пика, а затем тут же угас. Никто из нас на завтрак не пришел, а к середине дня мы обменялись письмами, которые где-то, видимо, пересеклись, потому что были совершенно одинакового содержания: мы извинялись друг перед другом, но о желании встретиться еще раз не упоминали, поскольку были по горло сыты ночным общением.

За обедом Кокто сидел за самым дальним столиком в углу, спиной к нам. Но его секретарь, как ни старался, просто не мог нас не видеть и слабым жестом предложил Кокто поздороваться. После недолгих раздумий Кокто обернулся, изобразил на лице радостное удивление и помахал мне письмом, которое получил от меня. Я помахал ему его письмом в ответ, и мы оба рассмеялись. После этого, отвернувшись друг от друга, мы сделали вид, что внимательнейшим образом изучаем меню. Кокто первым закончил обед и быстро проскочил мимо нашего столика, когда стюард принес нам основное блюдо. Но, прежде чем выйти, он обернулся и показал жестом что-то типа «увидимся на палубе». Я утвердительно кивнул, но позже с облегчением обнаружил, что Кокто куда-то исчез.

На следующее утро я в одиночестве прогуливался по палубе. Внезапно, к моему тихому ужасу, впереди из-за угла неожиданно появился Кокто. Он шел навстречу мне! О боже! Я быстро огляделся в поисках путей отступления, а потом увидел, что Кокто резво свернул со своего маршрута и прошмыгнул в дверь салона. Вот так закончилась наша утренняя прогулка. Целый день мы играли в кошки-мышки, старательно прячась друг от друга. Ко времени прибытия в Гонконг мы успели восстановить форму и способность к общению, но я не забывал, что впереди еще четыре дня совместного плавания до Токио.

Во время путешествия Кокто рассказал нам интереснейшую историю о том, как в Китае он повстречался с живым Буддой. Это был человек пятидесяти лет, который всю жизнь сидел в огромном сосуде с маслом – только голова торчала снаружи. За годы, проведенные в масле, его кожа стала нежной, как у младенца, а тело было таким мягким, что его легко можно было проткнуть пальцем. Где в Китае Кокто смог увидеть такое чудо, он нам так и не объяснил, но в конце путешествия признался, что сам ничего не видел, а рассказал все с чьих-то слов.

Мы почти не общались во время частых остановок судна в портах, все начиналось и заканчивалось формальными «как поживаете» и «всего доброго». Но когда мы поняли, что возвращаемся домой в Штаты на одном и том же пароходе «Президент Кулидж», то смирились с обстоятельствами и больше не предпринимали попыток продолжать наши вдохновенные беседы.

В Токио Кокто купил кузнечика, который жил в маленькой клетке. Он часто приносил его к нам в каюту, словно это была некая особая церемония.

– Это очень умное насекомое, – говорил он мне. – Он начинает стрекотать всегда, когда я с ним разговариваю.

Постепенно кузнечик вытеснил все остальные темы наших разговоров и стал главным объектом обсуждения.

– Как себя чувствует Пилу? – спрашивал я у Кокто.

– Что-то он сегодня не очень, – грустно отвечал тот, – пришлось посадить его на диету.

Когда мы добрались до Сан-Франциско, я настоял, чтобы Кокто поехал в Лос-Анджелес с нами, поскольку в порту нас ждала машина. Конечно же, поехал и Пилу. В машине он вдруг начал стрекотать.

– Вы только посмотрите, – сказал Кокто, – ему нравится Америка.

С этими словами он открыл дверцу клетки и выпустил Пилу на волю.

– Зачем вы это сделали? – удивленно спросил я.

– Он дал ему свободу, – пояснил переводчик.

– Да, но он никогда не был в этой стране, да и языка не знает!

– Он умный и скоро всему здесь научится, – пожал плечами Кокто.

* * *

Дома в Беверли-Хиллз нас встретили хорошими новостями: «Новые времена» пользовались огромным успехом.