Моя в наказание (СИ)

Он без слов двигает своим коленом мое шире в сторону. Выгибает в пояснице сильнее. Упираюсь в спинку кулаками. Кусаю губы. Чувствую вкус металла на кончике языка.

Наш секс становится еще более откровенным.

В спальне есть зеркала, но я просто боюсь в них смотреть.

Выношу не больше пяти мощных взрывающих изнутри толчков, а потом падаю локтями на подушку, утыкаюсь лбом в нее же и стону. Сдаюсь.

Бывший муж продолжает толкаться.

Я — дрожать и кусать губы. Колени снова разьезжаются, я не торможу.

Только не просить, Айка. Только ничего не просить.

Айдар не прекращает двигаться, но позу немного меняет. Я чувствую ягодицами и спиной жар его торса и груди.

Он обхватывает меня поперек талии, давит на живот, снова толкается, я мычу.

А потом глаза наполняются слезами, которые он не увидит. Аллах, только бы подушка впитала без следов. Пожалуйста…

Кончик носа бывшего мужа едет по моему позвоночнику. Влажный воздух жалит кожу. Губы щекочут шею. Я слышу, как мужское дыхание учащается на затылке. Чувствую, что он возбуждается еще сильнее.

Мне должно быть всё равно. Он же мной всего лишь пользуется. По-прежнему унижает. Но я не могу не реагировать. Не могу не искать полутона.

Должна думать о ценах на картошку, что сделать Сафи на ужин, как справиться с «кружевным форс-мажором», который возник при пошиве свадебного платья Миланы Миллер. О чем-угодно, а не о том, как сладко чувствовать его тело на своем. Не сгорать от ощущения наполненности им. Не искать в происходящем какой-то другой смысл, кроме мести. Жестокости.

Его отрава бежит по венам вместо крови. Мы теперь вдвоем ужасно порченные. Презерватив не спас. Заразились. Запачкали друг друга. И продолжаем пачкать.

Айдара кроет жадностью, я знаю это, он слишком сильно сжимает мою грудь. Ускоряется. Кусает и оттягивает кожу между плечом и шеей. Готов кончить в любую секунду. Волноваться нечего — он в защите. Но я умираю сразу и от мысли, что может успеть до меня, и от осознания, что ненормально хотеть успеть до него.

Пальцы Айдара оплетает меня вокруг шеи, он давит, отталкиваясь от покрывала рукой.

Мы снова вырастаем на кровати. Я хватаюсь за многострадальную спинку (главное после на нее не смотреть. И чтобы к следующему приезду не осталось следов), член двигается во мне под новым углом. Широкая ладонь гладит живот, едет вниз…

Я и хочу этого, и пугаюсь. Со стимуляцией клитора не кончить просто нет шансов. Дергаю ногой, но свести их Айдар не дает.

Сжимает щеки, поворачивает лицо и проникает языком в приоткрытый рот.

Давит на пульсирующий болью и похотью бугорок. Я взрываюсь ничтожно и искренне. Мычу. Давлюсь. Сокращаюсь.

Завожу руку, скребу по его боку, не жалея.

Мы дарим друг другу наслаждение, но параллельно с этим — отчаянно боремся.

В браке такого не было. Была страсть. А теперь… Ее слишком много. Мы изголодались друг по другу. Но признаться в этом не можем.

Осознав, что я кончила, и что держусь на коленях, Айдар перемещает руки. Сжимает грудь, ускоряется, утыкается в волосы за ухом и с руганью кончает.

Я ловлю самый искренний, сладкий и страшный наш с ним момент. А потом накрывает. Приходит время «после».

Он хочет выровнять дыхание, не выходя из меня.

А я не хочу слышать, как о пол шлепнется презерватив.

Толкаю его локтем. Влажные слипшиеся тела вдруг кажутся по-неуместному противными. Мечты о том, чтобы завалиться в обнимку, сожжены на ярком костре моих глупых надежд.

У Салманова достаточно бензина, чтобы подливать и подливать.

Я хочу поскорей освободиться и сбежать в душ, но Айдар не спешит. Одна рука расслабляется. Другая съезжает на живот. Он снова гладит.

Зачем, господи… Просто зачем…

Чтобы потом влупить с размаху?

Толкаю еще раз, он снова игнорирует.

Считаю до пяти. Слышу резкий выдох и «долгожданную» свободу.

Поддержки в виде мужского торса сзади больше нет. Вместо горячего влажного тела — противный морозец.

Мы занимались сексом под кондиционером, но от духоты это не спасло. Слишком много пламени под кожей. Мы весь кислород прогоняем через голодные легкие. А вот теперь — холодно.

Сползаю с кровати, не оглядываясь. Хватаю вещи, обувь, делаю несколько шагов. Хочу успеть до того, как снимет. Даже не знаю, почему меня так уничтожает этот акт и этот звук. Сама себе напридумала. Проблема же в другом.

Но не успеваю.

Под Айдаром пружинит кровать, я оглядываюсь.

Мое «после» бьет моментальным откатом.

Я снова его ненавижу.

Сходу не нужно ничего говорить. Он опасный, знаю. Но не сдерживаюсь.

— Ты можешь этого не делать. — Выплевываю в лицо бывшего мужа. Не потому, что такая смелая. Просто ниже лучше не смотреть. Он голый. Я голая. Прижимаю к груди свои вещи. Чувствую на коже его прикосновения…

Айдар, успевший потянуться к тумбочке, в которой хранит сигареты, приподнимает брови. Он снова непроницаем. Награждает меня притворным удивлением.

А во мне с каждой секундой всё сильнее клокочет.

Себя я ненавижу в стократ больше. Не знаю, как решилась вообще ступить на этот ужасный путь.