Моя в наказание (СИ)

Тянусь к прилично измятой рубашке. Глажу ткань пальцами. Несдержанно сгребаю и утыкаюсь носом. Закрываю глаза.

Голый же не уйдет, правильно? А я пока… Пару минуточек…

Засовываю в его рубашку руки, запахиваюсь и поджимаю ноги повыше. Она довольно тонкая, но греет лучше шерсти.

Прислушиваюсь ко всему, что происходит в ванной. И как выключает воду. И как берет полотенце.

Мое. Без спросу.

Говорит там что-то сам себе. Жалко, четко не расслышать.

Открывает замок и без спешки идет обратно в спальню.

Мои глаза закрыты. Ресницы подрагивают. Я даже не делаю вид, что сплю. Только то, что хочется в моменте — лежать и пропитываться им.

— Дашь рубашку? — Он не делает вид, что боится разбудить. Я веду головой из стороны в сторону. Вздыхает.

Заходит в спальню. Снова садится на край кровати. Локти упирает в колени. Кисти расслаблено свисают. Я любуюсь мелкими капельками воды на плечах. Мокрым ежиком на затылке.

— Айдар… — Окликаю, он оглядывается.

Во второй раз вопрос уже не повторяю. Он прекрасно знает, что я проверила телефон.

— Подумал, что случилось. Или сбежала. Опять.

Выталкивает слова маленькими, но такими тяжеловесными порциями. Не рвет контакт. Сгущает взгляд. Сердце реагирует, но определенно не страхом. Во мне разгорается жадность.

— Ты не хочешь, чтобы я сбежала? — Кривится. Знаю, как съедет. Вдвоем знаем. — Не Сафие забрала. Я сбежала. Не хочешь?

— Про Сафие даже думать не смей.

— А я?

Молчит долго, но я все равно в глазах читаю. Он съезжает своими на покрывало и кивает на мобильный.

— С собой носи. Иначе тоже бирку к одежде пришью.

Отождествлять меня с четырехлеткой — неправильно. Я бы даже сказала идеологически — это ужасный сексизм. Но черт… Я почему-то улыбаюсь. Бабочки щекочут.

Сажусь. Стягиваю рубашку с плеч и отдаю. Она теплая. От меня нагрелась. Айдар надевает ее тут же. Это почти так же интимно, как заниматься сексом.

Встает с кровати. Застегивает, развернувшись и разглядывая. Сейчас я жалею, что получаю всего один процент его мыслей, которые он сознательно озвучивает, чередую с двузначностями. Может быть дура, но хотела бы в эту же секунду нырнуть в его голову и испить до дна. Будет горько, но я справлюсь.

— Я тебя не выжгла, — произношу слишком твердо, как для человека, который, при желании Айдара, не устоит против него ни в споре, ни в жизни.

Ведомая интуицией, перехожу на родной для нас двоих крымскотатарский. Мне не с кем сейчас на нем разговаривать. Я только Сафие учу. Не хочу, чтобы дочка выросла без идентичности.

Бывший муж замирает с недостегнутой пуговицей. Хмыкает. Заканчивает.

— Легко убеждать себя, что только ненавидишь и пользуешься. А ты попробуй признаться, что любишь еще…

— Айка, — произнесенное со вздохом, должно означать «хватит». Правда я и сама понимаю: грань перейдена. Его. А я рисую свою.

Рвем зрительный контакт в унисон. Айдар опускает взгляд на ремень. Застегивает. Я — ноги на пол. Тяну за собой покрывало.

Делаю несколько шагом мимо, мечусь между просьбой закрыть за собой дверь и дождаться моего возвращения. Я же там про чай что-то плела, да?

В итоге решаю, что отпустить я его не готова, а остаться ради меня, скорее всего, не готов будет он. Делаю шаг, оглядываюсь и ступаю на плато наших бесконечных родительских компромиссов.

— Останешься на ужин? Сафие будет рада.

Глава 26

Айлин

Он не отказался бы. Я знаю, он ни за что не отказался бы.

Остался на ужин.

После его согласия я судорожно и быстро пыталась сделать из обыденного приема пищи праздничное застолье. Айдар даже спросил, нужна ли его помощь. Я под дурацким предлогом купить сока отправила его в магазин, а сама вычистила все запасы «на особенный случай» и уставила ими стол в гостиной.

Мы с Сафие там не кушаем. Обычно по-простому. На кухне. Зачем нам? Но в тот вечер я даже свечи зажгла.

Накрыла на пятерых. Мне казалось, если приглашу Аллочку и Данечку, неловкости будет меньше. Или не так: меньше будет вязких ассоциаций с семьей.

Но когда соседка привела Сафи, мне сразу стало понятно — она оставит нас втроем.

У моей малышки при виде Айдара — глаза размером с блюдца. Она понеслась навстречу, а я неловко улыбалась в ответ на перепуг в глазах Аллы. Мне кажется, она очень за нас боится. Чувствует, что все не совсем… Хорошо.

Соседка с внуком ушли, а мы сели за стол. Я даже оделась красиво.

Айдар наверняка заметил это, вернувшись, но ничего не сказал. А вот Сафи…

— Айдар, правда же моя анне самая-самая кр-р-р-р-расивая? Как моделька!

— Правда. Очень. Аж слепит.

…

— И готовит так вку-у-у-усно…

— Да, я вкуснее нигде не ел.

…

— А ты пирог наш скушал?

— Всё до крошки.

— Мы старались, я узюм раскладывала…

— Изюм, ханым.

— Да, узюм…

Мне казалось, что по венам бежит и пузырится шампанское.

Из квартиры никак не выветрить запах нашего отчаянного секса.

Из головы — взлетевшая до небес самооценка.