Моя в наказание (СИ)

Или тварь — это я?

Кое-как доезжаю. В голове кружится меньше.

Вижу ее уже возле стеклянных дверей. Громкий плач. Туфли в руках.

— Айка!

— Не подходи даже! — оборачивается и кричит диким голосом.

Не слушаюсь, конечно.

Она — на улицу. И я за ней.

Бегом несется босая в сторону светофора.

Толкает людей. Хочет ближе к дороге и первой прочь.

Мне нужно держать рот на замке. Слова подбирать. Думать. Но я вижу, что от ее нового побега нас отделяет семь слишком быстро сменяющихся красных секунд.

Не сдерживаюсь.

Если любить ее — предавать себя. Похуй. Значит, предатель — я.

Кричу:

— Айка, нет!

Она оглядывается. Мотает головой, но я все равно приближаюсь. Осталось три секунды. Две…

Айка шагает на проезжую.

— Айка, блять! Машины!!!

Знаю, что шагнула бы куда-угодно, лишь бы от меня, а отпустить не могу.

Торможу, но поздно.

По спине каплями пота катится отчаянный страх, грудную клетку взрывает вина, виски — боль.

По второй полосе с ревом несется какой-то придурок.

Гвоздями в тело врезается скрежет тормозов.

Глава 33

Айлин

Я прихожу в себя уже в больнице. Первым ощущаю облегчение: выжила. Потом непонимание — а зачем?

Не знаю, сломались ли во мне какие-то кости, но сама я — полностью.

Почти ничего не понимаю. Не могу собраться. Думать не могу. Вокруг — суета. Много лиц и шума. Какие-то вопросы, медицинские манипуляции. Бесконечное внимание, от которого невозможно отказаться. Меня оставляют в покое только когда я делаю все, что было велено.

Из меня выкачивают тонну крови. Вместо нее заливают через капельницы что-то, способное поддержать жизнь.

Зачем — тоже не знаю.

Помню, что прежде, чем отключиться еще там — на дороге, попросила Айдара не бросать Сафие. Надеюсь, не бросит.

Но своего он добился. Я больше не могу. Ни бороться. Ни отрицать. Меня даже Аллах наказывает. Чего от людей-то ждать?

Преодоление сломлено. Наказание окончено сокрушительной победой.

Я смирилась.

Лежу. Лежу. И лежу.

Сплю.

Не сразу, но начинаю есть.

В глаза людям не смотрю, но за все стараюсь благодарить. Относятся ко мне хорошо.

Он тоже приходит. Я не уверена, но кажется, что каждый день. Если бы у меня были силы, я спросила бы, что с моей дочкой. А еще попросила бы не делать этого. Он рядом — мне страшно.

Но я не могу. Всю себя вложила в финальную пламенную речь. Какую же бессмысленную, Аллах… Какую же бессмысленную…

Он что-то говорит, но я не особенно-то различаю слова. Они смешиваются в одну сплошную кашу. Возможно, мой организм так защищается.

Он трогает мои руки. Целует в лоб. Обещает что-то… Уходит — я тут же успокаиваюсь. И сплю.

Сплю… Сплю… Сплю…

Во сне мне хорошо. В голове пусто. В груди мирно, а сны такие красочные…

Мне кажется, что по моему случаю собирается несколько консилиумов. В палату время от времени заходит сразу много врачей. Обсуждают что-то. Смотрят мою карту. На меня.

И я хотела бы сказать им, что все хорошо, но за их спинами — Айдар. Поэтому я снова ничего не слышу и не вижу. Дышу и жду, когда уйдет.

О Сафие я ни у кого не спрашиваю. Боюсь, что бывший муж ее приведет. Успокаиваю себя тем, что она, скорее всего, с Аллочкой.

Аллочка ее не бросит. А я справлюсь и…

Лучше не думать. Я еще не готова.

Сплю… Сплю… Сплю…

Ем.

За мной ухаживает очень приятная медсестра. Молодая. Улыбчивая. Только имя ее я никак не могу запомнить. Спрашиваю и забываю. Она тоже со мной разговаривает. Хвалит. Подбадривает. Рассказывает что-то.

Мне стыдно, что я не могу ответить ей взаимностью. Выгляжу, наверное, как зазнавшаяся… Из-за этого еще хуже.

Но сил во мне нет ни на что — только плыть.

В один из дней, которые я не считаю, все та же улыбчивая медсестра приходит ко мне с «хорошей новостью». Говорит, что меня выписываю. И я еду… В столицу.

Помогает одеться в одежду, пахнущую прошлым. Мы неспешно идем к креслу-каталке. Она вывозит меня и передает Айдару.

Я не сопротивляюсь, но внутри… Кричу.

Дальше — дорога. Мне кажется, я чувствую рядом Сафие. Не знаю. Может снова сплю.

А в следующий раз глаза открываю уже в новой палате.

И все начинается с начала. Миллион процедур. Врачи. Консилиумы. Меня бесконечно спрашивают, не болит ли ничего. Как я себя чувствую. Помню ли свое имя, возраст, имя мамы и ребенка. Почему плохо ем.

А я и этого не знаю. Зачем есть? Это что-то дает? Не помню…

Почти ничего не помню. Даже своего ребенка — как в тумане. Иногда во сне ко мне прорывается ее смех. Тепло. И запах. Я осознаю, что тоскую. Становится больно невыносимо. Просыпаюсь в слезах. Дальше — снова спать.

Я — в столице. А она? У Аллочки или…

Нужно позвонить.

Я обещаю себе и не прошу дать мобильный.

А Айдар снова приходит. Сидит в палате. Ходит. Смотрит. Я делаю вид, что сплю.

Понимаю, что, скорее всего, такого он не хотел. И что оплачивает мой уход. Но… Легче не становится. Я его боюсь.

Наш последний разговор и его слова иногда приходят в кошмарах. Я просыпаюсь мокрой и с влажным лицом. Не понимаю, за что…

Правда не понимаю.

И что теперь — тоже.

Он уже женился? Что меня ждет дальше? А может лучше было бы…

Не додумываю.

Сплю… Сплю… Сплю…