Моя вера

Кришнаит или индуист — совершенное создание. Его не волнуют суровые осуждения критиков. Миллионы приверженцев Кришны и Рамы пережили религиозное просветление, вдохновлённое произнесением священных имён. Не могу судить о природе этого явления. Это таинство. Я никогда не пытался доказать его с помощью логики. Хотя и разумом, и сердцем я давно признал, что высочайшее неотъемлемое свойство Господа и Его имя есть истина; истина для меня носит имя Рамы. Это имя спасало меня в часы величайших несчастий и продолжает спасать до сих пор. Возможно, такое убеждение зародилось у меня в детстве, возможно, всё обаяние этого имени я ощутил благодаря Тулсидасу[25]. Но факт остаётся фактом, и сейчас, когда я пишу эти строки, у меня в памяти встают сцены детства, ежедневное посещение храма Рамаджи мандира, располагавшегося неподалёку от нашего наследственного дома. В ту пору мой Рама обитал там. Он избавил меня от множества страхов и грехов. В моих глазах молитва, возносимая Раме, отнюдь не была суеверием. Возможно, служитель того храма был недостойным человеком, хотя мне не известно о нем ничего дурного. Не слышал я и о том, что в храме творились какие-то злодеяния. Следовательно, они никак не повлияют на мою веру. То, что можно сказать обо мне, справедливо и по отношению к миллионам индуистов. Богослужение в храме удовлетворяет остро ощущаемую духовную жажду человечества. Его позволительно реформировать. Однако оно будет существовать до тех пор, пока живо человечество.

Храмы для индуистов — то же, что церкви — для христиан. Тысячи индуистов, в своей бесхитростной вере посещающие храмы, черпают в богослужении то же духовное благо, что и христиане, в своей бесхитростной вере посещающие церковь. Лишите индуиста его храма, и он утратит самое дорогое в жизни. Не стану спорить, многие индуистские храмы повинны в распространении суеверий и в том, что давали приют злу. Однако это повод лишь для реформы храмового богослужения, а не для отказа от него.

Мне не известна ни одна религия или секта, которая обходилась бы без дома Божьего, будь то храм, мечеть, церковь, синагога или агиари[26]. К тому же нельзя с уверенностью утверждать, что Иисус или другие великие реформаторы разрушали храмы или призывали отказаться от них. Все они пытались изгнать пороки из храмов и из общества. Большинство из них, если не все, по-видимому, проповедовали в храмах. Я уже много лет не посещаю храмов, однако не считаю, что это хоть сколько-то положительно на меня повлияло. Моя мать никогда не пропускала посещение храма, если ей позволяло здоровье. Возможно, её вера была значительно твёрже моей. Веру миллионов людей укрепляет посещение храмов, церквей и мечетей. Они не слепые рабы предрассудков и не фанатики. Предрассудки и фанатизм зарождаются далеко не в первую очередь в храмах; скорее, эти пороки коренятся в нашем сердце и уме.

Отвергнуть храмы означает отвергнуть Бога, религию и земное существование.

Настоящий религиозный реформатор должен задумываться в первую очередь о радикальном изменении не внешней формы, но духа, внутреннего содержания. Если удастся преобразовать дух, форма изменится сама собою. Если же дух не переживёт возрождения, форма, сколь бы её ни видоизменяли, останется гробом повапленным[27]. Мавзолей, сколь бы прекрасен он ни был, — всего лишь гробница, а не мечеть, тогда как голый клочок освящённой земли может стать истинным Храмом Божьим.

Мисс Мейо в своей книге «Мать-Индия»[28] говорит, что вишнуитский знак имеет непристойный смысл. Я родился в семье вишнуитов. Я прекрасно помню посещения вишнуитских храмов. Моя семья придерживалась ортодоксальных воззрений. Ребёнком я сам носил этот знак на лбу, и ни мне, ни моим близким и в голову не приходило, что этот невинный и довольно изящный знак наделён каким-то непристойным значением. Я расспрашивал о нем многих вишнуитов здесь, в Мадрасе, где сейчас пишу эти строки. Они ничего не знали о якобы присущем ему непристойном смысле. Не хочу сказать, что он никогда не имел такого значения. Но в таком случае миллионы людей не догадываются о непристойности многих обычаев, которые мы простодушно практиковали до сих пор, не ведая греха. Впервые я узнал о том, что шива-лингам исполнен бесстыдства, только из книги одного христианского миссионера, и даже сейчас, когда я вижу шиву-лингам, ни его форма, ни контекст, в котором он предстаёт, не вызывают у меня никаких неприличных ассоциаций. Опять-таки в книге, написанной христианским миссионером, я прочитал, что храмы Ориссы обезображены непристойными статуями. Во время своей поездки в Пури я не без труда заставлял себя глядеть на эти фигуры. Однако мне известно, что тысячи паломников, устремлявшихся в эти храмы, даже не подозревают о бесстыдстве окружающих их статуй. Посещающие храмы невинны в своей бесхитростной вере, а статуи не бросаются в глаза.

30. ВОПЛОЩЕНИЕ БОЖЕСТВА