Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

И позднее, когда вулкан либерализма назрел в России и пролился гноем, Юрий Поляков опомнился и, наверное единственный из литераторов, прилюдно повинился в содеянном, мол, кабы знать, что моя повесть поможет этому дьявольскому замыслу разрушения великой страны, когда будет попрана жалость к простому человеку и восторжествует антимораль, я бы её не напечатал…

…Познакомился я с Поляковым и довольно близко сошёлся много позднее, уже после танкового расстрела Белого дома, самой проклятой страницы русской истории, явившейся нашим стыдом и пределом нравственного падения, когда было варварски погублено более тысячи русских святых душ.

Трагедия девяносто третьего вывернула наизнанку сущность либерала – светоча демократии, не только как безбожника и неотроцкиста, презирающего своё отечество и народ, но и бездушного эгоцентрика, вокруг которого, как барина и господина, обязана вращаться в услугах вся «низкая» Россия…

«Ребята, хотите жить, – раздавите гадину!» – кричал по радио в те дни «асфальтовый фермер» Юрий Черниченко.

Явлинский: «Президент должен проявить максимальную жёсткость в подавлении».

Новодворская: «Мы блуждаем в хищной мгле, и очень важно научиться стрелять первыми, убивать… Убей гадину или заказывай себе гроб!»

Окуджава: «Я наслаждался этим (расстрелом). Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним совершенно не было».

Неврастеничная артистка Ахеджакова требовала с экрана телевизора, театрально заламывая руки: «Борис Николаевич!.. Что же это за проклятая конституция… А где наша армия? Почему она нас не защищает от этой проклятой конституции? А мне ещё говорят: легитимно, нелигитимно».

«Россия, ты сошла с ума!» – вопил подвыпивший Юрий Карякин, узнав, как отнёсся народ к либеральной спайке, прокатив её на выборах в думу.

За расстрел Белого дома президент Ельцин и его соучастники были преданы иерархами русской церкви анафеме 30 сентября 1993 года (она вступила в силу 3 октября, в день пролития невинной крови). Наверное, узнав о проклятии церкви, Ельцин и Черномырдин похихикали и тут же забыли, лишь на миг замерев душою. Но увы… И они, и многие, кто участвовал в расстреле иль подстрекал кремлёвского очковтирателя «раздавить гадину», скоро отъехали на тот свет. Никто из ныне живущих на земле не видал Вседержителя, но лучше его не гневить.

Слава Богу, что толковище, активно участвующее в революции девяносто первого, было неоднородно; оказались в той среде социалисты, либералисты, монархисты, националисты, коммунисты, государственники и дети сатаны, русофобы, масоны, содомиты, хасиды и черносотенцы. Некоторые заблудились окончательно и утонули в нетях забвения, другие, в ком не умерло здравое чувство и не померкла душа, скоро опомнились, побороли соблазны и революционный угар и выплыли на стремнину русских вечных смыслов. Затулин и Бабурин, Павлов, Киселёв, Леонтьев, Полторанин, Миронов, Болдырев, Кургинян, Глазьев, Шевченко и Мамонтов, Александр Кондрашов и Пушков, Замостьянов и многие сотни мыслящих деятелей на просторах России, кто пришёл в ум и ужаснулся содеянному, замыслили и исполнили побег из либеральной трясины на русский берег и примкнули к патриотам-государственникам… Благодаря их здравому уму и мужественным поступкам началось постепенное умирение распалившегося зла.

Вот и Юрий Поляков оказался средь деятельных промысли-тельных участников движения за новую Россию. Наконец-то пришла пора собирать камни, но не с тем чтобы снова метать их в своего брата, как в девяносто третьем, а закладывать в фундамент государства. Ведь мы-то, кто внизу, полагали, что лишь сванидзе с гайдарами и чубайсы с рыбкиными при власти и варят свою бражку под знакомый мотив: «Возьмемтесь за руки, друзья…» Ведь эти «мэнээсы», карточные шулера, партийные чиновники мелкого разлива и хищники из подполья рванулись к власти наперегонки, расталкивая неловких локтями, под знаменем разрушения исторической России, с лозунгами семнадцатого «Кто был ничем, тот станет всем», с неукротимым желанием скорой добычи «Отнять чужое и поделить меж собою», чтобы из глотки рвать, безжалостно копытить такую немилую им землю, под шакальим девизом Чубайса: «Больше наглости!» И самовлюблённый честолюбец, неврастеник Ельцин с замашками гоголевского городничего отыскался в их же колоде.

А иные, кто покинул волчью стаю, поразившись её безмерной жестокости, пошли в будущее с замыслом эволюции духовно закисшей системы, постепенного совершенствования великого Отечества, с душою, жалостной к униженным и оскорблённым.