Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Саркастически оценивает автор торговые набеги российских туристов, оказавшихся за рубежом, которые напоминают безумные гонки. В следующем примере портретная характеристика героини представлена в виде развёрнутой метафоры, в которой живое существо отождествляется с неживым объектом: Казалось, вот сейчас она, Пипа, вдруг превратится в чёрную дыру и всосёт в себя весь магазин вместе с товаром, продавцами и кассовыми компьютерами («Парижская любовь Кости Гуманкова», с. 34). Образ Пипы Суринамской сгущается на протяжении всей повести, обнажается едкость ироничных авторских формулировок, когда она «нежно поглядывала на стоявшую у её ног сумку, раздувшуюся, как свиноматка» («Парижская любовь Кости Гуманкова», с. 65).

Характеристики персонажей становятся объёмными, особенно конструктивными, когда автор подвергает их иронической оценке, используя художественные детали для подчёркивания человеческих недостатков и жадности, зависти, тщеславия, самовлюблённости. Помимо портретной художественной детали для характеристики персонажей автор использует деталь для создания выразительного образа. Так, описывая состояние потерянности нашего человека за рубежом от вида бесконечно огромного количества товара, недоступного ему в своей стране, Ю. Поляков иронизирует, используя приём гиперболического описания, даже гротеска: Торгонавт обессиленно сидел в кресле возле столика с толстыми каталогами. У него был вид человека, внезапно и непоправимо утратившего смысл жизни («Парижская любовь Кости Гуманкова», с. 36).

Авторская модальность, выражаемая посредством несоб-ственно-прямой речи, рассматривает одно и то же явление одновременно с разных точек зрения, благодаря чему оно приобретает большую глубину, в результате субъективации повествования художественная проза становится более личностной, яркой, оценочной. Авторское ироническое видение наиболее ярко прослеживается в портретных характеристиках героев и в авторских характеристиках, участвующих в создании образов персонажей. Художественная деталь, подчёркивая ту или иную черту героя, становится более выразительной, обогащаясь тропеическими средствами: ироническим сравнением, развёрнутой метафорой, зевгмой, приёмами антифразиса, самоиронии, эффекта обманутого ожидания, деперсонализации и др.

Список литературы:

1. Большакова А.Ю. Феноменология литературного письма. О прозе Ю. Полякова. – М.: Маик Наука, 2005. – 317 с.

2. Бондаренко В.И. Счастье несчастного человека // Завтра. – 2005. – № 45. – С. 3–11.

3. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М.: Наука, 1981. – 148 с.

4. Поляков Ю. Парижская любовь Кости Гуманкова. – М: Астрель, 2005. – 207 с.

5. Поляков Ю. Грибной царь. – М: Астрель, 2005. – 461 с.

Т.Ф. Глебская, кандидат филологических наук, доцент

Функционирование конструкций экспрессивного синтаксиса в прозе Ю. Полякова40

Синтаксис современного русского языка характеризуется ярко выраженной тенденцией к аналитизму, который проявляется прежде всего в экспрессивных конструкциях. Современный синтаксис представлен довольно широким спектром экспрессивных конструкций. Сюда относят такие явления, как парцелляция, сегментация, лексический повтор с синтаксическим распространением, номинативные предложения, вставные конструкции и другие [1; 2]. Ряд экспрессивных конструкций считается открытым. Конструкции указанного типа в художественном тексте выполняют множество важных для автора и читателя функций, многие из которых уже описаны в научных исследованиях [3–5].

Целью нашей статьи является выявление экспрессивных конструкций и их функционально-прагматических особенностей в творчестве современного прозаика Юрия Полякова.

Объектом нашего исследования является его роман «Гипсовый трубач, или Конец фильма» [6] и «Гипсовый трубач: Дубль два» [7], а также повесть «Работа над ошибками» [8].

На наш взгляд, яркую особенность прозы Ю. Полякова чётко выразил Н.В. Переяслов: «… наибольшая “сложность” его прозы заключается в том, что главное в его повестях и романах содержится не столько в самих перипетиях их сюжетов, и даже не столько в тех идеях, которые напрямую декларируются автором и его персонажами по ходу прямого развития событий его произведений, сколько – в тех второстепенных, казалось бы, деталях, которые, составляя побочный фон повествования, как раз и придают ему на самом деле по-настоящему жизненную полноту и узнаваемость» [9, с. 2]. Нам представляется, что «побочный фон» повествования выражается, наряду с другими языковыми средствами, особенно ярко с помощью экспрессивных синтаксических конструкций, в первую очередь вставных и усечённых.