Вот как представлено прощание со школой главного героя повести, учителя, случайно попавшего в школу, немного здесь проработавшего, но честного в отношениях с детьми и успевшего уже привязаться к ним. Я прощальной походкой шёл по школьному коридору и вспоминал, как пятнадцать лет назад, победоносно сдав вступительные экзамены в педагогический институт, забежал похвастаться в свою школу (…) Я зашёл в свой класс, сел за свою парту…
Погоди, где я сидел? Теперь вспомнил! Парты у нас были мощные (…) [8, с. 206]. Перед читателем проходит ряд событий из школьной жизни самого учителя. Воспоминания оформляются «перерывами» внутренней речи с помощью многоточия, им же и заканчиваются: Впрочем, минувшее, пройденное, даже если в нём полным-полно ошибок, всегда дорого, потому что невозвратимо. [8, с. 206]. Именно усечённые конструкции, передающие незаконченность мысли, объясняют читателю его погружённость в воспоминания, дорогие его сердцу, где не всё можно передать словами.Используются многоточия и в обычной своей функции: для передачи взволнованности, смущения (при разговоре с женщиной, к которой герой испытывает явную симпатию): – Видите ли, Елена Павловна, для того чтобы выяснить этот непростой вопрос, нам нужно встретиться в неофициальной обстановке… Многого не обещаю, но скучно не будет!..
И я понял, что меня повело…
Бывают же настоящие мужчины, этакие неразговорчивые небожители, с ходу подкупающие своей глубинной задумчивостью! [8, с. 12]; для передачи возмущения:– Прежде чем сделать вам такое предложение, я собрал о вас материал.
– Вы за мной следили?
– Наблюдал.
– Ну, знаете… Я…
Однако Жарынин уже повесил трубку, и Коко́тов, слушая гудки, подумал о том, что судьба непредсказуема, словно домохозяйка за рулем… [6, с. 14].
Усечённые конструкции, наряду с лексическими синонимами, используются автором для передачи процесса поиска нужного слова, более точного, более меткого: Но в те несколько мгновений, пока длился этот очный поединок, в сознании Андрея Львовича мелькнуло…
Нет, не мелькнуло! Пронеслось… Нет, не пронеслось! Промигнуло! Да, пожалуй, промигнуло всё, что он помнил о Тае [6, с. 243].Рассматриваемый синтаксический приём применяется для передачи особенностей речи пьяного человека, который затрудняется не в поиске нужного слова (фраза для героя «штампованная»), а в возможности произнесения фразы целиком, на одном дыхании: – Если бы она пришла раньше на полгода…
спас бы! Не опаздывайте к врачу, ребятки! Вот… визитки… звоните в любое время! Ночью, утром, в метель… В любое! [7, с. 160]. Ср. подобную фразу, произнесённую этим же героем в другом состоянии: И не падай! Но если что – сразу к ней: утром, ночью, в метель. Спасёт! [7, с. 164].Кроме описанных экспрессивных конструкций, в произведениях Ю. Полякова встречаются (в гораздо меньшем количестве, чем рассмотренные) сегментированные конструкции, в частности именительный темы/представления, например: Удивительное дело!
В сложившейся ситуации все по-своему правы: девятый класс спасает товарища, Стась – карьеру… [8, с. 158]. Примечательно, что все конструкции с именительным темы/представления в повести используются не в диалоге, а в монологической речи главного героя (как иВК). Как отмечает Г.Н. Акимова, употребление разговорных конструкций в авторской речи художника слова – это вторая ступень вхождения устных конструкций в литературный язык. Именно на второй ступени вхождения в письменную речь и создаются экспрессивные синтаксические конструкции [1, с. 100].