Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Дружил Юра и с мощным внешне Вадимом Сикорским. В своё время он занимался в его поэтическом семинаре в ЦДЛ. Вадим Витальевич был крупный мужчина, говорил басом, а писал в основном лирические миниатюры от четырёх до шестнадцати строк, безумно увлекался всевозможными окололитературными красотками. При этом в его душе, как я теперь понимаю, зияла незарастающая рана: он дружил в эвакуации с сыном Марины Цветаевой – Муром. Вадим Сикорский был из немногих свидетелей последних дней жизни Марины Ивановны и её сына перед уходом Мура на фронт.

Когда Вадима Сикорского – уже в десятые годы нового века – не стало, Юра написал посвящённый ему скорбный некролог.

Не могу не упомянуть о ещё одной нашей общей дружбе – с фронтовым офицером морской пехоты Северного флота Виктором Федотовым. И здесь то же самое: бескорыстная помощь ещё одному старому литератору, которого, как и многих, новая эпоха выбросила из жизни. Виктор Иванович даже удивлялся такому вниманию со стороны успешного и в новое время писателя, но это внимание, конечно, помогло ему в последние годы его жизни.

Эти люди в возрасте много лет чувствовали к себе внимательное отношение Юры Полякова.

Ну и, конечно, как и все молодые поэты, Юра не отказывался от возможности присесть за столик кафе Пёстрого зала и ресторанного Дубового зала ЦДЛ. Тогда ЦДЛ воистину был храмом советской литературы, здесь завязывались дружбы, наживались лютые недоброжелатели, и никто не отказывался от возможности испить свою чашку спиртного. Часто в целях борьбы с зелёным змием продажа водки запрещалась дирекцией дома, и доброжелательные к писателям буфетчицы, которые тоже вошли в историю литературы, разливали водку в кофейные чашечки. Частенько мы пересекались в этих богемных пространствах и не отказывались от очередного возлияния из бутылки той самой «амораловки», которую потом до боли знакомо распивали герои поляковского романа «Козлёнок в молоке».

Незаметно он стал автором нескольких поэтических книг, из них запомнились «Время прибытия» и «Разговор с другом». Частенько мы вместе выступали от Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей. Помню, что особым успехом пользовалось стихотворение «Иронический автопортрет» – о «кабинете поэта», рейсовом автобусе, устроясь на сиденье коего молодой Поляков сочинял свои стихи:

Всё время спешащий,беседующий сам с собою,

С тоскою смотрящийхорошеньким девушкам вслед,Зашоренный службой,стреноженный милой семьёю, —Таков рядовой современный советский поэт.Нет! Он, как и был, выразитель, певец и так далее,В нём Дантов огонь подугас, но ещё не зачах,Он ищет любовь в заурядном семейном скандале,

Он душу народа исследует в очередях…Он пишет о БАМе, о храме,о старенькой маме,Про трубопрокатныйи трепетный девичий стан,Он может всплакнуть над берёзкою,ставшей дровами,Воспеть лесорубов,

недовыполняющих план.Он пишет в автобусе, поезде и в самолёте,Использует также троллейбус, метро и трамвай,Поэтому эпоса вы у него не найдёте:Сложил три куплета – и хватит,приехал, вставай!Вот так он живёти прижизненной славы не просит,

Но верит, конечно:в один из ближайших вековПрикрепят, быть может,к автобусу сто сорок восемьТабличку:Здесь жил и работал поэт Поляков.

Я помню и то давнее лето 1980 года, когда хоронили Леонида Мартынова, провожали в последний путь могучего сибирского поэта.

Из начальства на панихиду пришла разве что Римма Казакова – и то, как я предполагаю, по своей секретарской обязанности. Все хлопоты легли на плечи молодых поэтов. Мы вместе с Игорем Селезнёвым – он исчез из поля зрения в нулевые годы ХХ века, Юрием Поляковым, Виктором Широковым, ныне покойным Сашей Медведевым выносили из ЦДЛ нелёгкий гроб поэта и сопровождали его на кладбище. Прошёл дождь, было сыро, под ногами разъезжалась мокрая глина…