Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Ты, конечно, заметил, что влетевшие в последние годы в издательский бизнес господа ровным счётом плевать хотели на автора. Зачем нам автор? Нам нужны деньги! Автора мы придумаем сами.

«Вот ты, который с чёлочкой, иди сюда! Писать умеешь? Хорошо. Как твоя фамилия? Слабовато… Ну, ничего, исправим. Обреешь голову и будешь Снопофф. А какую бы ты хотел? Херофф? Пока не дорос. Оправдаешь Снопоффа, будешь Хероффым.

А вот ты, бледноногая, хочешь в писательницы? Ах, ты юноша? Ничего, расширишь ориентацию. Фамилию не спрашиваем, будешь Дуней Копейкиной. Соавтором у тебя будет – Дэн Фрэй Мугли, чернокожий гермафродит, ребёнок вождя африканского племени, учившегося в советском ветеринарном институте. Не волнуйтесь, писать за вас будут другие, ваше дело – тискаться в телевизоре и жаловаться на запрет свободной любви. Будете авторами школьных романов про свободную любовь в тоталитарном обществе. Серия будет называться “Большой секс в маленькой школе”. Перевод на все европейские языки обеспечен!»

Вот такая дурь вполне по душе современным издателям. И что ни год, то новые имена крупным шрифтом. Что у вас в Москве, что у нас в Питере: Стогофф! Макс Фрай! Сорокин! Гришковец! Уродофф! Повыпендриваются, как муха на стекле, и пропал автор. В лучшем случае запустят книжный проект по второму кругу: «Не Уродофф». Кстати, не удивлюсь, если «Большой секс в маленькой школе» подхватят, напишут и выпустят уже в этом году, назвав культовым романом, а его авторов – знаковыми или харизматическими. (Как не вспомнить стопку чистых листов бумаги, которую признали за гениальный роман всех времён и народов, из «Козлёнка в молоке» Юрия Полякова? А ведь автор угадал нынешнюю ситуацию на сто двадцать процентов!)

Этим, с позволения сказать, издателям кажется, что великая русская литература, задавленная цензурой и идеологией, все предыдущие годы лишь блукала в потёмках, пока они не взяли её в оборот и не заставили шагать, широко раздвигая ноги, навстречу общечеловеческим ценностям.

Кстати. Один эстонский критик собрал образ современного русского народа из произведений самих же российских авторов и получил такое, что чужая мать наплачется: «…паноптикум педерастов, лесбиянок, педофилов, наркоманов и пьянчужек» (см. журнал «Октябрь» № 3, 2005 г., с. 185). Браво! Честь и хвала русским писателям начала двадцать первого века!

2

Но вернусь к делу.

Юрий Поляков написал густой, как лесная чаща, роман о современной российской жизни. Я читал его два раза и, думаю, перечитаю ещё не раз.

После первого прочтения ходил с радостной улыбкой: вот она, русская проза – жива, афористична, метафорична, полифонична! И что ни персонаж, что ни эпизод, то наша живая жизнь на перемене веков – живее некуда!

Второе неспешное прочтение доставило мне наслаждение, схожее с наслаждением от чтения высокоградусной русской классики. Вспоминался и Михаил Афанасьевич, и Николай Васильевич… Смаковал, как смакуют хороший коньяк, – маленькими глотками с подобающими паузами, во время которых не только вдыхаешь букет напитка, но и воображаешь синюю утреннюю гору, на которой рос виноград, видишь звонкий ручеёк, бегущий меж скал, и слышишь скрип телеги, на которой много лет назад ехал старый виноградарь…

Не было ни единой страницы, которую хотелось бы пропустить, не читая. Написано мощно, современно, каждое слово на своём месте, точность в описаниях поразительная! Детали – то, без чего литература превращается в беллетристику, – блестящие!

Авторских щедрот в романе хватает: и по богатству языка, и по разнообразию формы. (Читал и завидовал, как может завидовать писатель писателю!)

Вот литой, как латынь, абзац сменяет наивная реплика юной героини. А вот стремительный диалог, вольно летящий без ремарок, соседствует с рассуждениями автора о судьбе солдат, стоявших в войну на грибных ныне местах; и от этих неспешных авторских размышлений делается почему-то грустно.

Вслушайся, как точны слова и с какой неторопливой ритмичностью движется фраза: «Когда-то, в войну, здесь стоял пехотный полк. Стояли недолго: солдатики только и успели понарыть землянок, нарубить дров, изготовиться к зимовью и пустить дымы, как вдруг началось наступление. Что стало с полком? Дошёл ли кто из приютившихся в землянках бойцов до Берлина? Воротился ли домой? Неведомо. Колхозницы развезли по хозяйствам дрова, разобрали накаты из толстых брёвен, а почва принялась год за годом заживлять, заращивать военные язвины. Но рукотворность этих впадин всё ещё была очевидна, и дед Благушин показывал возле овражков маленькие приямки – прежние входы в землянки…»

Согласись, русская литература жива, пока пишутся такие строки!

У Полякова абсолютный литературный слух – это было заметно в его первых вещах (помнишь «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа»?..). Абсолютный!

Благословенна книга, которую тянет перечитывать.

Если взять за основу жанровую классификацию: рассказ – событие, повесть – судьба, а роман – эпоха, то «Грибной царь» – блестящий симбиоз всех трёх литературных жанров.