Моя жизнь

Гуджаратцы заинтересовались борьбой, которая для них была в новинку. Они выражали готовность предоставить любые средства для достижения успеха в этом деле. Им было трудно понять, что с помощью одних только денег сатьяграху не проведешь. В деньгах это движение нуждается меньше всего. Несмотря на все мои протесты, бомбейские купцы прислали нам гораздо больше денег, чем было необходимо, вследствие чего к концу кампании у нас даже осталась некоторая сумма.

Вместе с тем, добровольцы сатьяграхи получили новый урок простоты. Не могу сказать, усвоили ли они его полностью, но многие в значительной степени изменили свой образ жизни.

Борьба эта была новостью и для крестьян патидаров. Поэтому мы ходили по деревням и разъясняли принципы сатьяграхи.

Главное же заключалось в том, чтобы освободить земледельцев от страха, внушив им, что чиновники не хозяева, а слуги народа, поскольку они получают жалованье из кармана налогоплательщика. Казалось почти невозможным заставить их понять, как важно сочетать бесстрашие с вежливостью. Ведь если крестьянин перестанет бояться чиновника, то разве сможет он удержаться от того, чтобы не ответить оскорблением на оскорбление? Если же он позволит себе грубость, то испортит сатьяграху, как капля мышьяка портит молоко. Позднее я понял, что крестьяне в меньшей степени, чем я предполагал, постигли урок вежливости. Опыт научил меня, что вежливость наиболее слабое место в сатьяграхе. Ибо под вежливостью подразумевается не просто изысканность речи, выработанная для данного случая, а внутренняя кротость и желание добра противнику. Это должно проявляться в каждом поступке сатьяграха.

Первое время, несмотря на смелость, проявленную населением, правительство не склонно было принимать крутые меры. Но время шло, крестьяне держались стойко, и правительство начало прибегать к насилию. Чиновники по сбору податей стали продавать крестьянский скот и забирать всякое движимое имущество, попадавшееся под руку. Чиновники описывали вещи, а в некоторых случаях накладывали арест даже на урожай на корню. Все это обескураживало крестьян: некоторые райяты стали уплачивать подати, другие сами подсовывали чиновникам не очень нужные им вещи для описи, чтобы погасить тем самым задолженность. Но были и райяты, решившие бороться до конца.

Как раз в то время один из арендаторов адвоката Шанкарлала Парикха уплатил причитавшийся с него поземельный налог. Это вызвало всеобщее недоумение. Шанкарлал Парикх немедленно исправил ошибку своего арендатора, передав землю, за которую была уплачена подать, на благотворительные цели. Таким образом, он спас свою честь и в то же время подал прекрасный пример другим.

Чтобы завоевать сердца тех, кто был запуган, я предложил крестьянам под руководством Моханлала Пандья собрать лук с поля, на которое был наложен незаконный, по моему мнению, арест. Я не считал это актом гражданского неповиновения. Но если бы даже это и было неповиновением, я все равно предложил бы прибегнуть к этой мере, так как арест урожая на корню хотя и допускается законом, несовместим с принципами морали и представляет собой, попросту говоря, грабеж. Поэтому долгом наших людей было собрать лук, невзирая на угрозу ареста.

Для людей это была хорошая возможность получить урок и узнать, что такое штраф или заключение в тюрьму, что явилось бы неизбежным следствием такого неповиновения. Адвокату Моханлалу Пандья это пришлось по душе. Он не мог примириться с мыслью, что кампания закончится спокойно, никто не пострадает за принципы сатьяграхи и не попадет в тюрьму. Он взялся собрать лук, и к нему присоединились семь восемь друзей.

Разумеется, правительство не могло допустить, чтобы они остались на свободе. Арест адвоката Моханлала и его товарищей вызвал взрыв возмущения среди крестьян. Если страх перед тюрьмой исчез, репрессии только возбуждают дух народа. В день, когда слушалось дело, толпы крестьян пришли к зданию суда. Моханлал Пандья и его друзья были приговорены к тюремному заключению на небольшой срок. Я считал, что приговор несправедлив, так как сбор лука нельзя было подвести под статью уголовного кодекса о краже. Но приговор не был обжалован, ибо мы держались политики — избегать судебных учреждений.

«Осужденные» проследовали в тюрьму в сопровождении огромной процессии. Адвокат Моханлал Пандья получил от крестьян почетное прозвище «дунгли чор» (похититель лука), которое сохранилось за ним и по сей день.

Об окончании сатьяграхи в Кхеде я расскажу в следующей главе.

XXV

Конец сатьяграхи в Кхеде