Моя жизнь

Месяц завершился двумя радостными событиями. Я провел прием для членов Конгресса, проголосовавших за бюджет 1993 года, включая тех, кто из-за этого проиграл выборы, чтобы объявить им, что впервые с 1969 года бюджетный дефицит полностью ликвидирован, о чем я и мечтать не мог в начале моего президентства. Это достижение было бы невозможным без трудного голосования за наш экономический план в 1993 году. В последний день месяца Сенат проголосовал по еще одному важному для меня вопросу, одобрив (80 голосов «за», 19 — «против») прием в НАТО Польши, Венгрии и Чехии.

В середине мая успех наших усилий, направленных на запрещение ядерных испытаний, был поставлен под вопрос Индией, которая провела пять подземных ядерных взрывов. Через две недели Пакистан ответил тем же, осуществив шесть ядерных взрывов. Индия утверждала, что ядерное оружие ей необходимо для сдерживания Китая, а Пакистан заявил, что должен был отреагировать на действия Индии. В обеих странах идея обладания ядерным оружием имела серьезную поддержку в обществе, но это была опасная позиция. Прежде всего, наши эксперты по вопросам безопасности были убеждены, что, в отличие от Соединенных Штатов и Советского Союза времен холодной войны, Индия и Пакистан имели недостаточную информацию о ядерных арсеналах и ядерной политике друг друга. После того как Индия провела ядерные испытания, я убеждал премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа не отвечать тем же, но он не смог противостоять политическому давлению.

Я был глубоко озабочен решением Индии, не только потому, что считал его опасным, но также из-за того, что оно шло вразрез с моими намерениями улучшить индийско-американские отношения и осложнило для меня ратификацию в Сенате Договора о всеобъемлющем запрещении испытаний ядерного оружия. Франция и Великобритания уже ратифицировали этот договор, но в Конгрессе все еще преобладали изоляционистские настроения, о чем свидетельствовал отказ одобрить закон об ускоренной процедуре утверждения торговых соглашений и возобновить выплату наших взносов в ООН и Международный валютный фонд. Особенно важным было финансирование МВФ. Поскольку азиатский финансовый кризис угрожал распространиться на страны с неустойчивой экономикой и в других частях мира, МВФ, чтобы контролировать развитие событий, были необходимы значительные финансовые средства. Конгресс своими действиями подрывал устойчивость международной экономики.

Пока разворачивалась полемика по вопросу ядерных испытаний, мне предстояла еще одна поездка — на ежегодный саммит «Большой восьмерки», который в тот раз должен был пройти в английском городе Бирмингеме. По пути я сделал остановку в Германии, чтобы встретиться с Гельмутом Колем в Сан-Суси — дворце Фридриха Великого, где проводилось празднование пятидесятилетия со дня открытия берлинского авиамоста, после чего мы вместе с Колем отправились на завод General Motors Opel, расположенный в городе Эйзенахе в бывшей Восточной Германии.

Коль вел нелегкую предвыборную борьбу, и мое появление рядом с ним после праздничной церемонии вызвало ряд вопросов, особенно в связи с тем, что политическая платформа оппонента Коля, лидера социал-демократической партии Герхарда Шрёдера, во многом отражала то, за что выступали мы с Тони Блэром. Гельмут находился на посту главы государства дольше, чем какой-либо другой германский канцлер, за исключением Бисмарка, и пока, согласно данным опросов, отставал в предвыборной гонке. Однако он был моим другом и другом Америки и считался надежным партнером. На его счету было уже немало достижений: объединение Германии, сильный Европейский союз, партнерство с демократической Россией, помощь в достижении мира в Боснии. Перед тем как уехать из Германии, я тепло побеседовал со Шрёдером, который поднялся к вершинам германской политики с самых низов. Герхард произвел на меня впечатление умного и упорного человека, хорошо знающего, чего он хочет. Я пожелал ему удачи и сказал, что, если он победит на выборах, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ему помочь.