Моя жизнь и любовь. Книга 2

Минутная пауза для анализа происходящего, и Скобелев переправился через ручей и оказался среди наступавших. Естественно, я следовал за ним по пятам. Здесь турецкий огонь был дьявольским. Рядом с нами ядра снесли все кусты. В таком хаосе я потерял ориентацию в пространстве, не мог понять, что делать. Скобелев же мгновенно оценил обстановку, галопом поскакал назад и отдал приказ, чтобы солдаты наступали шеренгами с расстоянием около ста ярдов между каждой линией. Первая волна наступавших тоже полегла под смертоносным огнем турецких орудий; вторая волна добралась до самых турецких укреплений; третья волна полегла вся; и только четвертая волна присоединилась ко второй. Начался штурм. Скобелев лично возглавил атаку на вражеский редут.

В пылу боя конь Скобелева свалился в канаву. Генералу помогли выбраться из-под крупа. Он был весь в синяках. Офицеры умоляли его вернуться, но Скобелев их не слушал. Русские ворвались в форт. Турки стреляли со стен в амбразуры. Примерно в пятистах ярдах ниже по склону и в четырех футах от земли их пули и снаряды косили все живое. Это была смертельная зона. В нескольких сотнях ярдов дальше пули уходили в воздух. Тремястами ярдами выше они свистели над головой, не причиняя вреда. Когда Скобелев галопом поднимался по склону, он заметил, что смертельная зона узкая, оценил позицию и победоносно справился с организацией атаки.

Не учел генерал одного – своего командования[6]

. Он расставил охрану, распределил бойцов, послал за подкреплением… и получил жёсткий отказ в подкреплении. Скобелев захватил господствовавший над высотой форт, но у него не оказалось достаточно людей, чтобы отбить контратаку врага.

Редут был взят часа за три до того, как окончательно стемнело. Непроглядная тьма наступала медленно, но она наступала. Снова и снова Скобелев посылал за подкреплением. Наконец он получил окончательный отказ.

Впоследствии нам рассказывали, что сам царь убеждал генералов послать подкрепление, но его заверили, что сил на это нет. А ведь было совершенно ясно, что из контингента, находившегося на поле боя, было несложно выделить несколько тысяч бойцов… И тогда Скобелев победил бы под Плевной в тот августовский день.

Когда генерал убедился, что помощи не будет, он, казалось, был ошеломлён и разочарован. Затем ярость овладела им! Он как-то весь задрожал, слезы непроизвольно покатились по его щекам…

– Великие князья ненавидят меня! – воскликнул генерал. – И генштаб… За то, что я одерживаю победы. Но кто мешает им тоже побеждать? Да черт с ними, черт с ними… Вот что такое их зависть! Они не пощадили даже пять тысяч бойцов, чтобы просто насолить мне! Лжецы и богохульники!

В тот вечер с нами сидела еще пара его офицеров. Мы выпили и обсудили возможные версии дальнейших событий. Как оказалось, Скобелев понимал своего противника мушира Османа лучше кого-либо из нас.

– Когда утром мы не сможем обстрелять турок, – сказал генерал, – Осман решит, что мы слабы, и перейдёт в контратаку. Тогда нам придется отступить. Если бы у меня было хотя бы пять тысяч человек и пятьдесят полевых орудий – а я их так просил! – уже к полудню Плевна была бы в наших руках. Осману пришлось бы сдаться. Глупая зависть нашего командования дорого обойдется России. Как минимум полмиллиона жизней. И война затянется еще на полгода!

Скобелев научил меня ставить себя на место противника. Такова основа полководческого искусства.

Помню, когда мы остались одни, он повернулся ко мне.

– Не пишите об этом, – сказал он. – Ни один русский не выставит на свет русский позор. Это, как если бы наша мать была виновата. Я не хочу, чтобы проклятые турки насмехались над нами. Ах, если бы я только мог получить хотя бы шанс, я бы показал им, что наши русские солдаты – лучшие в мире, несравненные…

И он продолжал приводить пример за примером воинской стойкости и презрения к смерти…

Всё вышло почти так, как предвидел Скобелев, но позже. Было уже далеко за полдень, когда турки атаковали. Мы с трудом удерживали наши позиции. Через час Осман бросил на штурм свежие силы, и нам пришлось отступить. Через час отступление превратилось в почти бегство, и в течение еще нескольких часов кучки морально сломленных людей, хромая, шатаясь и ругаясь, возвращались на свои прежние места дислокации.

* * *

На следующий день Скобелев не выходил к людям. Я сразу заметил, что его репутация значительно выросла: все его офицеры знали, что в этот раз генерал победил и что не его вина в поражении. К Скобелеву приходили офицеры из других подразделений – все они показывали, что знают о том, как обстояло дело в действительности. Самое замечательное в генерале было то, что и уважение подчиненных, и даже лесть не оказывали на него ни малейшего влияния. Когда мы встречались впоследствии, он всегда обращался со мной с искренней доброжелательностью.