Моя жизнь и любовь. Книга 2

И глаза её были полны обещанием.

К счастью, когда ручка ее двери повернулась, я был начеку и обнял Эйрин, прежде чем она переступила порог. Любовная игра, которой она меня научила, продолжалась еще долго. Наконец, я устал и растворился в ощущениях. Она лежала в моих объятиях, и мое горячее, пульсирующее тело прижималось к ней. Я не стал спешить, а позволил женщине умолять меня. Но вот она прошептала:

– Мне неприятно напоминать тебе, но ты сделаешь то, что обещал?

– Да.

– И гарантируешь безопасность?

– Нет, но даю честное слово, что уберегу тебя от беременности.

В следующий миг Эйрин расслабилась в моих объятиях и отдалась на мою волю. Медленно я проник в неё, а она склонилась ко мне жадным ртом и целовала, целовала… Это было божественно, но так коротко – всего несколько толчков, и я был вынужден отступить, чтобы сдержать свое обещание.

– О, великолепно! – вздохнула она, когда я выплеснул свою сперму, брызнувшую на носовой платок. – Но мне больше всего нравятся твои уста! Хотелось бы знать, почему? Твой язык ужасно возбуждает меня… Почему? Почему? Почему? Давай поговорим!

– Нет, дорогая! Давай продолжим. Теперь нет никакого риска. Я могу быть с тобою как угодно долго. Объясню тебе причину позже, но поверь мне на слово. Давай повеселимся!

В следующее мгновение я снова был в ней. Игра продолжилась с новой силой. Снова и снова она приходила в экстаз, и наконец, когда я прошел совсем высоко, чтобы еще больше возбудить ее, она вдруг закричала:

– О, о, que c'est fou, fou, fou! (Это ужасно, ужасно, ужасно!)

И укусила меня за плечо, а затем разрыдалась.

Естественно, я обнял ее и начал целовать. На этом закончилась наша первая большая любовь. После той ночи у нее не было секретов от меня, и мало-помалу она объяснила мне все, что чувствовала в бреду любви. Я полагал, что дал ей максимум удовольствия, но вскоре девица призналась, что предпочитает поцелуи в половую щель, чтобы продолжалось это минут десять или пятнадцать, а в завершение ее оргазма я могу ввести свой член, но быстро, жестко, будто насилую. Прежде все рассказы английских школьников о каком-то воображаемом сходстве между ртом и наружными губами половой щели, между носом и членом мужчины я неизменно находил враньем.

У Эйрин был довольно большой рот и очень маленькое красивое влагалище. У девушки с самым большим влагалищем и самыми толстыми губами (из всех, с кем я когда-либо имел связь) был маленький тонкий рот. То же самое и с мужчинами. Я уверен, что нет никакой связи между половыми органами и чертами лица. Изысканная любовница, Эйрин, с девичьим телом, маленькой круглой грудью и ротиком, который мне никогда не надоедал.

Часто после этого вместо прогулок мы возвращались в мою комнату и проводили день в любовных играх. Иногда ее мать подходила к двери ее номера, и она беззвучно смеялась и обнимала меня. Раз или два ее брат приходил ко мне, но мы лежали в объятиях друг друга и позволяли глупому внешнему миру стучать сколько угодно.

Мы забавлялись любовными играми. Благодаря Эйрин я узнал много нового для меня о женщинах. В первую очередь о своеобразных приливах и отливах их чувственности, причём чем естественнее любовная игра, тем надёжнее она дает ключ, так сказать, к сердцу и чувствам женщины. А для мужчины это главная награда, как сказал мудрый старый Монтень, который писал о «стоянии у дыбы и яслей перед едой».

Я всегда пытался добиться признаний от своих подруг об их первом опыте в сексе, но, за исключением нескольких француженок (по большей части актрис), мне мало что удавалось. В чем причина, должны объяснить другие, но я обнаружил, что девушки странно сдержанны в этом вопросе. Снова и снова, когда я лежал в постели с Эйрин, я пытался заставить ее рассказать мне о ее первом совокуплении. Наконец она призналась в одном приключении.

Когда ей было около двенадцати, в Марселе у нее была гувернантка-француженка. Однажды эта дама вошла в ванную, сказала Эйрин, что она долго купалась, и предложила помочь ей вытереться.

– Я заметила, – сказала Эйрин, – что она пристально смотрит на меня, и мне это понравилось. Когда я вышла в комнату, гувернантка завернула меня в халат, сама присела, посадила меня к себе на колени и начала вытирать. Когда она часто прикасалась ко мне там, я раздвинул ноги, и мадам очень ласково прикоснулась ко мне. Потом вдруг поцеловала меня… Страстно поцеловал в губы и оставил меня. Она мне очень нравилась. Она была милой, очень умной и доброй.

– Она когда-нибудь вытирала тебя снова?

Эйрин рассмеялась.

– Вы слишком много хотите знать, сэр, – только и сказала она.

Когда я вернулся в Афины в конце лета, я снял комнаты в народном квартале и жил очень скромно. Вскоре Эйрин навестила меня. Мы часто ходили в греческий театр, и во второй половине дня вместе часто читали Феокрита[82]. Но мадам М. была слишком однообразной, и весной я решил вернуться через Константинополь и Черное море в Вену, так как чувствовал, что мой Lehrjahre (годы ученичества) подходил к концу. Меня манили Париж и Лондон.