— Когда возникает прочный союз двух сердец, как в вашем случае, едва ли правильно откладывать женитьбу лишь по финансовым соображениям. Если бедность служит преградой, то получается, что бедняки никогда не должны вступать в брак? А вы к тому же живете у меня. Значит, вопрос о расходах на жилье перед вами не стоит. Я считаю, вы должны жениться как можно скорее.
Как я уже упомянул в предыдущей главе, мне ни разу не приходилось ни о чем спорить с Полаком. Он прислушался ко мне и сразу же написал будущей миссис Полак, находившейся тогда в Англии. Она охотно приняла предложение и через несколько месяцев приехала в Йоханнесбург. Ни о каких расходах, связанных со свадьбой, не было и речи. Даже не было необходимости шить свадебное платье. Не потребовалось и религиозной церемонии, чтобы скрепить их союз. Миссис Полак от рождения была христианкой, а сам Полак — евреем. Их общей религией была религия морали.
Здесь я могу мимоходом упомянуть о занятном инциденте, связанном с этой свадьбой. Чиновник, регистрировавший браки в Трансваале, не мог зарегистрировать брак цветных. В нашем случае свидетелем выступал я. Мы, конечно же, могли найти на эту роль европейца, но Полак категорически отказался от такого предложения, и мы втроем отправились в бюро регистрации. Как мог быть чиновник уверен, что невеста и жених, чьим свидетелем был я, белые? Он предложил отложить регистрацию до выяснения всех обстоятельств. Следующий день был воскресным. За ним сразу следовал Новый год — то есть праздник. Переносить день свадьбы из-за каких-то пустяков казалось нам глупым. Я был знаком с главным мировым судьей, в чьем ведении находилось бюро, и пришел к нему вместе с будущей супружеской парой. Он лишь посмеялся и вручил мне записку к чиновнику, после чего брак был зарегистрирован.
До той поры европейцев, живших у нас, я более или менее хорошо знал. Но теперь в семью вошла английская леди, совершенно мне незнакомая. Не помню, чтобы у нас возникали разногласия с молодоженами, но даже если миссис Полак и моя жена пережили какие-то неприятные моменты в процессе общении, они были ничуть не более серьезными, чем те, что бывают в самых благополучных однородных семьях. А важно помнить, что моя семья была неоднородной. В нее свободно допускались люди самых разных темпераментов. Но если подумать, различия между неоднородными и однородными семьями лишь кажущиеся. Мы все — одна единая семья.
В этой главе заодно отпразднуем и свадьбу мистера Уэста. В тот момент моей жизни суть брахмачарьи еще не полностью открылась мне, и потому я стремился женить всех своих друзей-холостяков. Когда Уэст отправился в Лаут, чтобы навестить родителей, я посоветовал ему вернуться по возможности уже женатым человеком. Поселение в Фениксе стало нашим общим домом, и, поскольку мы все должны были вскоре превратиться в фермеров, нас не пугали браки и их последствия. Уэст вернулся с миссис Уэст, красивой молодой леди из Лестера. Она происходила из семьи обувщика, работавшего на лестерской фабрике. Я назвал ее красивой, но прежде всего меня очаровала ее нравственность, ведь подлинная красота живет в чистом сердце. С мистером Уэстом приехала также и его теща. Пожилая дама еще жива. Одним только своим трудолюбием и веселым, приветливым нравом она превосходила любого из нас.
Подобно тому, как я уговаривал жениться своих европейских друзей, я убеждал и друзей-индийцев вызывать свои семьи с родины. Так поселение в Фениксе стало небольшой деревней. Туда приехало примерно полдюжины семейств, которые успешно обосновались на новом месте и постепенно начали разрастаться.
23. Взгляд на ведение домашнего хозяйства
Мы уже видели, что, хотя расходы на содержание дома были по-прежнему велики, стремление к простоте возникло у меня еще в Дурбане. Дом в Йоханнесбурге был серьезно перестроен в соответствии с учением Рёскина.
Я упростил все настолько, насколько это было вообще возможно в жилище адвоката. Мы не могли, например, обходиться без некоторой мебели. Перемены были скорее внутренними, чем внешними. Мы сами выполняли всю физическую работу, и я приучил к этому детей.