— И зачем ты мне это говоришь? — буркнула я, наблюдая за ней.
Принцесса вытащила неброский медальон, быстро сняла и потянулась ко мне. Я отшатнулась.
— Что это?
— Защитный амулет, — зло отозвалась Джоан. — Есть у каждого члена королевской семьи. Без него тебя убьют, дурочка, — и, изловчившись, напялила медальон на меня. — Никогда его не снимай. Никогда.
— Зачем? — выдавила я, глядя как сапфир в центре медальона загорается сам по себе. И мигает, кажется, в такт моему дыханию.
— По моей вине ты здесь, — отозвалась Джоан. И, отвернувшись, расправив плечи, чинно и гордо, как настоящая принцесса, направилась к выходу из садика.
Я звала её, даже пыталась догнать, но в юбках это было бесполезно, а откликнуться принцесса не пожелала.
Амулет у меня на груди мерно моргал и еле заметно грел — снежинки, падая на него, текли по золотой узорчатой пластине. Как слёзы.
***
— Шш-ш-ш, всё хорошо, Катрин, моя леди. Скоро ты станешь моей королевой. Потерпи немного. Я просто боюсь за твою безопасность, — шептал ночью Эдвард, когда я жаловалась на клетку. — Совсем немного. Наша свадьба на Рождество. Ещё несколько дней. Чуть-чуть, Катрин.
— Я не хочу быть королевой, — выдохнула я. — Я не умею. Я не хочу…
— Катрин, ты выходишь замуж за наследного принца, — проведя большим пальцем по моей щеке, улыбнулся Эд. — Ты не можешь не быть королевой. Но ещё не сейчас, не бойся. В конце концов, я ещё не король.
— Я не хочу быть принцессой, — шепнула ему в плечо. — Принцессы — самые бесправные существа в вашем мире. Я не хочу.
— Шш-ш-ш, Катрин, — успокаивал Эдвард. — Почему ты так решила?
— А разве нет? — вскинулась я. В комнате горел только камин, а мы задёрнули полог, но я прекрасно различала его лицо даже в сумраке. — Джоан…
Эд прижал палец к моим губам.
— Не говори о ней. Не всему, что ты видишь, можно верить, Катрин. К тому же, ты не Джоан.
— Да, я не родилась принцессой, — усмехнулась я.
— Это не важно, — мягко глядя на меня, возразил Эд. — И ты не Джоан. Меня всегда будет волновать, что ты думаешь. Я никогда не стану обращаться с тобой…
— То есть если я сейчас скажу, что не хочу за тебя замуж, всё отменится? — усаживаясь на подушках, спросила я.
Эд долго смотрел на меня.
— Нет. И те не хочешь этого, не так ли, Катрин?
— Эдвард, я боюсь, — шепнула я, схватив его за руку.
Он улыбнулся и поцеловал мои пальцы.
— Чего, моя любовь, моя леди, моя королева? Ты будешь в безопасности, клянусь…
— Я боюсь за тебя.
Он посмотрел на меня, не отпуская руку. Потянулся, прижал палец к моему лбу.
— Не думай об этом, Катрин. Я могу о себе позаботиться. Доверься мне. Всё будет хорошо.
Я легла и уткнулась лицом в подушку, чтобы он не видел, как кусаю губу, сдерживая слёзы.
Я не верю тебе. Разве ты не видишь? Да, я тебя не верю. Что ты можешь, один против всех? Я же не настолько дура, чтобы не понимать.
Я боюсь.
Он целовал мою руку — нежно, палец за пальцем, выцеловывая дорожку к локтю, к плечу, шее.
Я смотрела на потолок и мне хотелось кричать.
***
Следующие два дня прошли в снегу, тумане, в клетке.
Мне по-прежнему никуда не разрешалось выходить. Эдвард подарил с десяток украшений, которые тоже были амулетами, а я почему-то не сказала ему про медальон Джоан. Я не снимала его, даже когда ложилась спать — как и браслеты-кольца Эдварда. Я спала под дорогущими мехами в дорогущей сорочке, в дорогущих украшениях и чувствовала себя настолько не на своём месте, что хотелось выть.
Компанию мне составляли служанки и их “Высочество” — по утрам и вечерам, когда они были мне нужны, чтобы привести меня в порядок. Больше я их вынести не могла.
Проклятые легко могли сойти за памятники — как и всегда. Разговаривать с ними — то же, что и со стеной. Я пару раз пыталась, помня Чёрного. Бесполезно. Они меня не видели.
Бес с утра надирался вином, которое приносили к завтраку, и весь день дрых, разве что давая мне себя гладить и чесать.
Эдвард в конце концов позволил мне выходить из дворца, но только под охраной Проклятых. И очень просил пока повременить с прогулками. Он не говорил, но я и так чувствовала, что происходит нечто нехорошее.
На дворцовой площади казнили троицу бедолаг — из криков глашатая я поняла, что это те, с арбалетами, напавшие на меня возле церкви.
Примерно тогда же в моём завтраке Проклятые, дисциплинированно пробовавшие всё, что я собиралась есть, нашли яд.
Я боялась за Беса, присосавшегося к вину ещё до этого — но котёнку всё было трын-трава. Наверное, этот яд на животных не действовал.
Тем же вечером на площади сожгли женщину и двух мужчин. Вроде тоже за покушение на королевскую невесту.
Я завесила окно мехами, закрыла дверь и заткнула уши, чтобы не слышать их криков.
Даже если приказ отдавал не Эдвард, а король-колдун, которому потребовались жертвы для заклинаний, я не могла понять, как Эд позволил. Он дорожил человеческой жизнью, всегда. Да, даже если они пытались меня убить, я, чёрт возьми, понимала, почему. И я жива. За что их?