Моисей. Записки Финееса

Добавлю, что исполнение седьмой заповеди предполагает целомудренное семейное воспитание и недопущение к блуду сыновей и дочерей[16].

Восьмая заповедь запрещает красть. Еще свежи в моей памяти картины того, как Господь обрушил свой гнев на сынов Израиля за то, что они не истребили из своей среды одного святотатца, который взял запретное, и украл, и утаил, и положил между своими вещами. Наше войско тогда потерпело тяжелое поражение. Господь сказал, что не будет более с нами, если мы будем терпимы к воровству[17]. Нарушение восьмой заповеди — прямой путь к нравственному падению народа и его гибели.

Неправы те, кто понимают кражу как простое воровство, или грабеж, или разбой. Тот, кто удерживает плату у своего работника, — тоже вор[18]. Как и тот, кто присваивает потерянное другим, берет взятки или неправедные дары, пользуется в торговле неправильной мерой или гирей

[19].

Если кому-нибудь отдана на сохранение чужая вещь, то получивший должен беречь ее, словно она принадлежит самому Господу. Нельзя помыслить о том, чтобы продать ее или воспользоваться ею иным способом, даже если такая проделка сулила большую выгоду и, за неимением улик, могла бы остаться нераскрытой.

Девятая заповедь запрещает произносить ложное свидетельство. Все наше правосудие исходит из того, что свидетельство — истинно. Лжесвидетель идет против Бога, попирает справедливость, губит невинного и уводит от наказания преступника. Нарушают девятую заповедь и клеветник, льстец, и сплетник. Скажу более: умалчивающий правду — тоже, по сути, лжесвидетельствует.

И последняя, десятая заповедь, запрещает и желать того, что принадлежит твоему ближнему, будь то его жена, или поле, или раб, или какое-нибудь домашнее животное, или другое имущество. Эта заповедь запрещает не только злые действия, но даже помышления о них. Ведь зависть, досада, вызванная благополучием другого, ведет к вражде, ненависти, распрям, ссорам, к убийствам, воровству, лжесвидетельству, т. е. нарушению других запретов.

* * *

Размышляя над Десятью заповедями, нельзя не возблагодарить Господа. В Его требованиях нет ничего непосильно тяжкого, ничего, что превышало бы возможности обычного человека, любого из нас. Что легче — одному Богу служить и поклоняться или множеству богов? Что легче — произнести слово или промолчать? Покоиться в субботу или хлопотать? Совершить насилие или воздержаться? Повиноваться родителям или идти им наперекор? Говорить правду или лгать? Быть довольным своим положением или изводиться в зависти и тоске?

Поистине, только глупцы или нечестивцы способны роптать, называя Божьи установления слишком суровыми. Нет, не потому люди нарушают заповеди, что те обременительны, но потому, что отдали душу свою низким страстям и охотнее служат плотским похотям, нежели своему Господу.

Вы спросите, как мог жить народ Израиля, многие его поколения, не зная Заповедей Божьих? Как вообще могло выжить общество, не превратившись в стаю диких зверей, не имея установленных Богом нравственных правил?

Ответ прост. Если не весь народ, то во всяком случае лучшие его люди, праведники, знали Заповеди и свято соблюдали их задолго до того, как они были записаны. Так, отец наш Авраам исполнял повеления и уставы Бога[20]. Есть основания считать, что Заповеди были известны еще Адаму. Он знал их — и нарушил. Адам захотел уподобиться Богу. Он сделал из яблока кумир — обладание им обещало ему более, нежели Бог. Он поступил вопреки воле Отца своего. Он взял не принадлежавшее ему вопреки воле Хозяина, то есть украл. И он пожелал чужое…

В отсутствие Моисея

Итак, сам Всемогущий сошел на Синай и призвал оттуда Моисея и Аарона, предупредив, чтобы никто, кроме них, не смел подходить.

Моисей взобрался на склон, и вскоре клубящийся дым скрыл его.

Как мы позже узнали, на вершине Синая наш пророк получил от Предвечного законы и уставы, которые отныне должны были стать основой нравственности, законодательства и всей жизни сынов Израиля.

Но вернемся с горы Синай в стан израильтян. Что происходило здесь, пока Моисей разговаривал с Богом?

Народ не был готов к столь длительному отсутствию своего вождя. Кое-кто решил, что, если Моисея так долго нет, он и не вернется. Между тем, народное чувство жаждало каким-то образом выразить благодарность Всевышнему, Который освободил Израиль из рабства. Представление о невидимом и лишенном телесных проявлений Предвечном было еще непривычно для израильтян, на сознание которых неизгладимый отпечаток наложило вековое рабство и связанное с ним влияние египетских верований и обычаев. Не забудем, что в стане Моисея была масса неевреев или евреев только наполовину, на четверть — людей, в сущности, чуждых нашим традициям. Им нужен был не Истинный Бог, а божок, наглядный и вещественный, которому можно было бы поклоняться.

Теперь, когда Моисея рядом не было, люди почувствовали себя вольнее и быстро дошли до распущенности. К Аарону пришла большая толпа, все громче и настойчивее зазвучали требования: «Сделай нам золотого тельца!»