Молчаливая слушательница

У него, наверное, припасена еще одна шоколадка, для миссис Ларсен. Джой рисовала в воображении, как он входит в свой дом и достает из нагрудного кармана очередную плитку – волшебник, у которого бесконечный запас шоколадок вместо разноцветных платков. «Угощайся, любимая, – говорит злой волшебник Сатана и быстро ощупывает свой лоб, проверяя, не видно ли рогов. – Это вкусно, поверь мне». Миссис Ларсен откусывает кусочек, и тут вдруг изо лба мистера Ларсена начинают расти рога, а изо рта высовывается раздвоенный красный язык. Мистер Ларсен хватает пожарный «огнеглушитель» и направляет его на миссис Ларсен. Однако вместо пены оттуда вырывается пламя, и…

– Джой! – прикрикнула мама.

Джой посмотрела на шоколадку: блестящая серебристая фольга, роскошная темно-фиолетовая обертка, лоснящиеся и гладкие квадратики шоколада.

«Господи, прошу, не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».

Мистер Ларсен не обманул. Шоколадка была вкусная, сверху очень-очень темная, а внутри – ярко-красная, тягучая. Пока она таяла на языке, Джой наблюдала за мистером Ларсеном и мамой. Они прихлебывали чай, жевали шоколад, разговаривали, смеялись. Джой видела маму такой расслабленной лишь с двумя Ларсенами, старшим и младшим.

Мистер Ларсен заметил, что Джой на него смотрит, и вновь подмигнул ей. Глаза у него блестели. Глаза Сатаны точно не блестели бы. Они были бы красными, ввалившимися, темными. Разве нет?

Мистер Ларсен опять рассмеялся, а мама подлила ему чаю.

Когда беседа о дождях и ветеринарах подошла к концу, а фиолетовая обертка очутилась в кармане мистера Ларсена, Джой, как всегда, проводила его к выходу, но сегодня она рассматривала гостя с куда большим интересом.

Мистер Ларсен обернулся и поймал направленный на него пристальный взгляд. Черные угри в животе взвились. Мистер Ларсен знает? Неужели сейчас превратится в Дьявола?

– Никогда не видел, чтобы кто-нибудь ел шоколад, как ты, – сказал он со смехом. – Бывай, деточка.

Джой вытерла рот – наверное, испачкалась шоколадом? Нет, рука оказалась чистой.

Внезапно ее охватило нетерпение. Пусть мистер Ларсен скорее приходит опять, пусть звонит по телефону, любит Берил, угощает всех шоколадом. И смешит маму. Если Бог считает такое грехом, тогда Джой Хендерсон ничего об этом знать не хочет!

Глава 29

Джой и Джордж

Февраль 1983 года

Я захлопываю крышку сундука, вновь скрывая голову куклы, решительно шагаю в комнату отца и застываю у его кровати. Настал час расплаты. Он смотрит на меня молча, но во взгляде – вина. Становится похож на курицу: нос и глаза выпирают все сильнее.

Я вспоминаю вечер, когда отец впервые выпорол мое обнаженное тело. Множество других вечеров, когда он охаживал ремнем меня или Марка. Если б отец не останавливался, досчитав до пятнадцати, а продолжал хлестать нашу плоть до розовой пены, он наверняка избил бы нас до смерти.

Уже в который раз я думаю – о том, что творил с нами отец, знали многие, но никто не пытался его остановить. Ни соседи, ни ой-какой-святоша Преподобный Брейтуэйт, ни даже семейство Фелисити.

Ни мама. Я не нахожу этому объяснения. Не знаю, чем отец ее держал и почему она не вставала на нашу защиту. Возможно, боялась, что он убьет ее и все равно нас выпорет. Возможно, несчастье с Рут всегда было свежо в ее памяти.

Однако это все в прошлом. Теперь же настал час расплаты.

– Папа…

Перевожу дыхание, иначе сейчас взорвусь словами. Перед глазами стоит голова куклы.

– Папа, ты…

Не смогу. Нет, нельзя идти на попятную. Я хотела задать этот вопрос столько лет!

Сглатываю и начинаю вновь:

– Это ты ее убил, да?

– Кого?

Кричу:

– Ты знаешь, кого!

Я в бешенстве. Надо же, строит из себя невинность!

Отец выпучивает глаза, со свистом втягивает воздух. Мышцы на шее напрягаются, усиливая сходство с курицей.

– Дай… – очередной трудный вдох, – обезболивающее.

Я трясу пузырьком, в точности как Вики пару дней назад.

– Сначала ответь.

Пусть признается. Пусть вслух назовет себя убийцей!

Отец открывает рот, однако ничего не говорит. Медленно закрывает глаза. Слабый выдох, короткий хрип.

Нахмурившись, наклоняюсь к постели. Не дышит, лицо серое и какое-то странное, обмякшее. Что, и все? Вот так, без предупреждения, ублюдок просто взял и сдох? Тихо, спокойно… умер? Во веки веков, аминь?

Я вне себя от ярости. Как он смеет умирать, не понеся наказания? В тот самый момент, когда я наконец набралась мужества для обвинения! Я всю жизнь мечтала о смерти отца – теперь же впервые хочу видеть его живым, а он берет и умирает!

Сажусь. Чувствую, как из моего рта выплывает облачко чего-то желтого, мерзкого… Так же было после звонка Вики, сообщившей мне «печальные новости».

Значит, все по-настоящему кончено. Больше никаких таблеток. И, увы, никакой расплаты за содеянное.

Мне пуще прежнего хочется позвонить Марку, прокричать: «Он умер, умер! Приезжай домой!»

Однако позвонить я не могу, поэтому просто сижу. Измученная. Злая. Обмякшее серое лицо мертвеца смеется надо мной.

Глаза на нем распахиваются, отец судорожно вдыхает и шепчет одно-единственное слово:

– Больно.