Молчаливая слушательница

Больше ничего говорить не требовалось. Я понимала.

– Он тебя толкнул, да? Потому малышка Рут и умерла?

Маме следовало бы возразить сразу, но она этого не сделала. Затянула с ответом на долгие полсекунды.

– Нет! Нет-нет. Он позвонил доктору, спас мне жизнь. Однако, когда я очнулась в больнице, малышка Рут, ну, она…

– Уже умерла, – закончила я.

В шее, где-то пониже затылка, вспух и лопнул густо-лиловый пузырь ненависти, растекся по телу.

Мама подхватила тачку.

– Это был несчастный случай, Джой. Я поскользнулась, вот и все. Мы должны жить дальше, будто ничего не произошло. – Мама нахмурилась. – Никогда об этом не упоминай. Особенно с отцом. Он очень расстроится. И ни с кем посторонним. Ни с кем.

Я стояла неподвижно, мои холодные пальцы крепко цеплялись за проволочную изгородь, удерживающую в плену всех живых Рут, а мама удалялась, толкая перед собой тачку. Брела прочь по бычьему пастбищу, взмахивала мотыгой, вновь наполняла тачку чертополохом. Перед самым чаем она превратилась в дрожащее пятно, синее с темно-зеленым. Недосягаемое. Временами даже невидимое – когда серый дождь падал под определенным углом.

Я заперла куриный загон и посмотрела на Рут, клюющих чертополох с зерном. Вспомнила десятки Рут, обезглавленных, запеченных и съеденных. Теперь я знала, что была еще одна Рут, первая. Моя сестра. Я ни капли не поверила в «ужасную случайность», в то, что мама поскользнулась и что отец оказался с ней рядом «к счастью».

Однако дурочкой я не была, понимала – надо делать, как сказала мама, и не упоминать о «несчастье».

А как же ненависть, расползающаяся по моим венам?.. Что ж, она никогда не исчезнет, и однажды я заставлю отца страдать за то, что он сделал с Рут.

Я вошла в дом. Убийца моей сестры сидел за столом в ожидании обеденного чая, который предстояло готовить мне, ведь мама копала чертополох. Наполняя чайник, я украдкой глянула на убийцу Рут, и лиловая ненависть расползлась шире.

Я положила два ломтика лимона на тарелку, отнесла ее на стол. Залила кипятком заварочный чайник. Руки дрожали, я уговаривала себя: «Осторожно, осторожно». Отец наблюдал, как всегда. Ждал, чтобы я совершила ошибку.

Даже сосредоточившись на приготовлении чая, я думала о малышке Рут. Какой красивой она была бы, как дарила бы мне подарки на день рождения: книжные закладки или даже книги…

Бедная малышка Рут. У нее не было ни первого дня рождения, ни тем более одиннадцатого, как у меня.

Я долила в чашку молока. Умерший еще до рождения младенец наверняка молочно-белый, мягкий и нежный. Не то что липкие мертвые телята, которых ветеринар вытаскивает из коров веревкой. Они окостенелые, холодные и угловатые. Малышка Рут выглядела прелестной и мягкой, хотя я видела, как тяжело она борется за жизнь внутри нашей мамы: отчаянно пытается добыть еду из пуповины, вдохнуть, спастись от криков и ударов, проникающих в мамин живот. Отчаянно пытается вырастить ручки и ножки, пальчики и ноготки, душу. И в конце концов отказывается от борьбы. В том самом месте, где росла и боролась я, откуда я все-таки вырвалась – к дыханию, к жизни, к грязи и курам, к коровам и дождю, к страху. К книгам. И образам слов, расцветающим в моей голове… Кто же из двоих младенцев в утробе выбрал правильное решение, Рут или Джой? Я никак не могла определиться.

– Ну?! – прорычал отец. – Мне что, весь день ждать?

Я поболтала чайником, начала наливать заварку. Слабая…

– От тебя никакого толку!

Помню, я вращала чайник и рассуждала – как, интересно, поняли, что малышка Рут умерла? Кажется, теперь заварка получилась слишком крепкой. Я плеснула ее в чистую чашку, понесла к столу. «Осторожно, осторожно».

– Быстрее!

Я вздрогнула, чай хлюпнул на блюдце. Отец наблюдал за тем, как я достаю другое блюдце. «Господи, прошу, помоги мне вести себя осторожней. Ибо Твое есть царство, и сила и слава…»

– Вот, папа.

«Во веки веков. Аминь».

– М-м-м…

Я стояла возле раковины, ждала, пока он допьет чай с печеньем, и постоянно думала о Рут, Рут, Рут.

Наконец скрипнул по линолеуму отодвигаемый стул, отец ушел, и я за ним убрала.

Вот если б Рут не умерла внутри мамы, думала я, у меня была бы старшая сестра, на которую я равнялась бы, которая помогала бы мне с уроками, за которой я скакала бы в курятник за яйцами и засыпала ее вопросами. Рут с притворным недовольством оглядывалась бы и восклицала: «Джой, еще один вопрос про луну, и я, честное слово, просто закричу!» И мы дружно хохотали бы.

Старшая сестра, которая решала бы все мои проблемы… за которую я могла бы цепляться, когда отец впадает в ярость.

Однако позже, покрывая яйца воском на зиму, я осознала собственную глупость. Я никогда не хохотала бы с Рут и не цеплялась за нее, ведь, будь малышка Рут жива, родители ни за что не сделали бы меня. Это Рут покрывала бы воском яйца, Рут готовила бы отцу дневной чай, Рут делала бы все. И, в отличие от меня, делала бы идеально.

На самом деле я – всего лишь замена Рут. Причем замена плохая, уродливая. Неудивительно, что отец меня ненавидит.