Молчание ягнят

И только после того, как доктор Лектер был таким образом прикован к решетке, Пембри подошел к своему столу и взял из ящика ключ от клетки. Он сунул свою резиновую дубинку в кольцо на поясе, положил в карман газовый баллончик и вернулся к клетке. Открыл дверь, и Бойл внес поднос. Когда дверь вновь оказалась заперта, Пембри сперва отнес ключ от нее обратно в ящик стола и лишь потом снял с заключенного наручники. Он ни разу не подошел к решетке с ключом, пока доктор был без наручников.

— Ну вот, видите как все просто, правда? — спросил Пембри.

— Да, вы неплохо придумали. Даже удобно. Спасибо, — ответил доктор Лектер. — Знаете, я уже начинаю привыкать. Пытаюсь, во всяком случае.

— Да и мы тоже старина, — ответил Пембри.

Доктор Лектер ел, не переставая что-то писать и рисовать мягким фломастером в своем блокноте. Потом он вынул кассету из маленького магнитофона, прикованного цепочкой к ножке стола, перевернул ее и вставил обратно. Из динамика полились звуки «Вариаций на темы Гольдберга» в исполнении Гленна Гульда. Прекрасная музыка, живущая вне клятв и обещаний, вне времени, заполнила всю ярко освещенную клетку и ту часть комнаты, где сидели надзиратели.

Теперь время для доктора замедлило свой ход и расслоилось на мгновения, как это всегда бывает, когда человек переходит к решительным действиям. Музыка, не потеряв темпа, тоже распалась на отдельные ноты. И серебряные баховские стаккато, разлетевшись, блестели на прутьях решетки. Доктор Лектер с отсутствующим выражением лица встал с места и чуть помедлил, наблюдая, как бумажная салфетка спланировала с его колена на пол. Салфетка довольно долго крутилась в воздухе. Зацепилась за ножку стола, проплыла в одну сторону, приостановилась, поплыла в другую, перевернулась и наконец легла на стальной пол. Он не сделал ни малейшего усилия, чтобы поднять ее. Прошелся по клетке, зашел за бумажную ширму и сел на крышку унитаза. Это было единственное место, где он был наедине с собой. Слушая музыку, он облокотился о раковину, положил голову на руку и полуприкрыл глаза. «Вариации на темы Гольдберга» интересовали его со структурной точки зрения. Вот, снова эта каденция… Повторяется тема сарабанды… Басовые все громче и громче… Он покачивал головой в такт музыке, а язык его между тем тщательно обследовал зубы — сначала верхнюю челюсть, потом нижнюю. Это было длительное и весьма интересное обследование. Как прогулка в Альпах — сначала вверх, до самой вершины, потом обратно к подножию…

Затем язык принялся обследовать десны. Он медленно двигался во рту, словно изучая пространство между деснами и щекой. Некоторые делают так в глубоком раздумье. Десны были прохладнее языка. И пространство между щекой и верхней десной тоже было прохладным. Язык нащупал здесь маленький кусочек металлической трубки и замер.

Сквозь музыку до него донесся звук захлопнувшейся двери лифта, а затем вой заработавшего электромотора. Он успел прослушать еще несколько тактов музыки, потом дверь лифта отворилась и незнакомый голос произнес:

— Мне надо забрать поднос.

Доктор Лектер услышал, как тот из надзирателей, что был поменьше ростом — его, кажется, звали Пембри, — приблизился к решетке. Сквозь щель в ширме доктор видел его.

— Доктор Лектер, выходите и садитесь на пол, спиной к прутьям, как в прошлый раз.

— Если вы не возражаете, Пембри, я хотел бы закончить свои дела. Боюсь, этот переезд отрицательно сказался на моем пищеварении. — Ему потребовалось очень много времени, чтобы произнести все эти слова.

— Хорошо. — Пембри повернулся к лифту и добавил погромче: — Я позвоню вниз, когда поднос освободится.

— А можно глянуть на него? — спросил посыльный.

— Я же сказал, я позвоню.

Снова стукнула дверь лифта. И снова в комнате осталась только музыка.

Доктор Лектер извлек изо рта кусочек трубки и вытер его туалетной бумагой. Ладони были сухими, пальцы не дрожали.

За годы заключения доктор Лектер, человек, интересующийся буквально всем, научился многим тюремным хитростям. После того как он напал на медсестру в балтиморской психушке, строжайший режим его содержания был нарушен только дважды, причем оба раза это случилось, когда у Барни был выходной. В первый раз посетивший его психиатр дал ему шариковую ручку и забыл о ней. Он еще не успел покинуть палату, а доктор Лектер уже сломал пластиковый корпус ручки и утопил обломки в унитазе. Металлический стержень с пастой тут же был надежно спрятан в шов матраса на кровати.

Единственным острым предметом в его палате оказался заусенец стального болта, крепящего кровать к стене. Но ему и этого было вполне достаточно. За два месяца упорного труда доктор Лектер сумел процарапать на стержне со стороны открытого конца две параллельные насечки в полсантиметра длиной. Затем он отломил большую часть стержня и спустил ее в унитаз, оставив себе меньшую — сантиметра три длиной. Мозолей от этой работы на его пальцах Барни не заметил.