Молчание цвета

Огородив для страдающей от жары живности угол в погребе, Анания перетащила туда корзину с пряжей и ноутбук, чтобы было что смотреть долгими, наполненными бессмысленным ожиданием днями. Связь в погребе была отвратительной – давали о себе знать его глубокое расположение и толстенные каменные стены, но она научилась скачивать сериалы. Недавно, наступив себе на горло, взялась за турецкий «Великолепный век» и теперь с большим интересом смотрела, ревниво отмечая узоры ковров и детали интерьера, копирующие армянские, а также персонажей, напоминающих внешностью армян. «Небось твои дед с бабушкой были теми детьми, которых после геноцида отуречили, а тебе и невдомек», – вздыхала Анания при виде очередного артиста с характерным профилем или разрезом глаз. Возможность общих культурных ценностей и банального сходства она отметала на корню – слишком глубока была обида, нанесенная извечным противником-соседом, сделавшим в новую войну за Карабах все возможное, чтобы еще больше укрепить к себе неприязненное отношение армян. Впрочем, обида не мешала Анании с большим сочувствием наблюдать действо и переживать за полюбившихся персонажей. Сериал скрашивал ей однообразную работу: под просмотр двух первых сезонов были связаны три объемные, но почти невесомые накидки, летящий кардиган с широкими рукавами, свитер-паутинка и три кофты с высокой горловиной. Год назад дочь Анании запустила небольшое, но уже приносящее стабильный доход дело – торговлю вязаными модными вещами. В провинции они спросом не пользовались – слишком дорого и неноско, – а вот столичные модницы покупали их с большой охотой. Налоги дочь платила совсем крохотные – спасибо революционному правительству, хоть что-то сделало толковое, поддержав малый бизнес, а приграничному и вовсе создав идеальные условия для раскрутки. Дочь привлекла к работе своих одноклассниц, платила им по местным меркам щедро, вот они и старались. Мать, обрадованная возможности хоть чем-то заняться, тоже выпросила пряжу и схемы, вязала прилежно и быстро, но наотрез отказывалась брать деньги. Дочь в долгу не оставалась – обеспечивала Ананию всем, вплоть до продуктов первой необходимости, наняла женщину, которая убиралась в доме и помогала в саду, баловала подарками, вон, ноутбук на семидесятилетие купила. Анания сначала перепугалась, убрала непонятный гаджет в ящичек комода и для пущей сохранности еще и накрыла кружевной салфеткой, но, уступив увещеваниям дочери, решилась научиться им пользоваться. Недели две доводила до белого каления своей непонятливостью старшего сына Тамары, а потом, к собственному удивлению, разобралась. И не пожалела. Завела страничку в соцсетях, нашла двух своих студенческих подруг. Обе с жаром откликнулись, но одна через время прекратила общение, а вот вторая, Нина, переписывалась с ней до сих пор. Вся жизнь Анании теперь была в Сети: друзья, родственники, новые знакомства. Это спасало ее от одиночества, которое стало невыносимым после смерти мужа. Дети давно разлетелись: сыновья перебрались в Болгарию, там и остались, женившись и обзаведясь детьми. Дочка вышла замуж в Иджеван, и хоть и жила в семидесяти километрах от матери, но виделись они нечасто – дорога, через двойной горный серпантин, у дочери слабый вестибулярный аппарат, мутит и сильно кружится голова, и даже новомодные лекарства не помогают. Анания тоже не особо ездила к ней – любые перемещения плохо отражались на давлении, которым она страдала с молодых лет.

* * *

В дверь погреба нерешительно поскреблись.

– Да? – откликнулась Анания, откладывая в сторону вязание и убавляя звук ноутбука.

В проеме двери первым делом возник большой живот, затем – лежащие на нем грушами взбухшие груди и лишь потом – кудрявая голова Тамары. Из-под живота, догрызая молочное печенье, выглядывала младшая дочь – двухлетняя Моника. Анания дразнила ее прищепкой за то, что та никогда не отходила от матери и бродила за ней хвостиком, намотав для надежности подол ее платья на кулачок. Все четверо детей Тамары пошли мастью в отца – смуглые, глазастые, коренастые. От матери они унаследовали лишь буйно вьющиеся волосы. «Мало того что бестолковый, так еще такую красивую породу попортил!» – сердито зыркала глазом Анания на мужа соседки, Агарона. Ей было жаль воздушной легкости Тамары, ее прозрачно-бумажной, в прожилках капилляров, кожи, светящихся веснушек, трогательных ямочек на щеках. Нет чтобы детям досталась ее красота! Увы, она сгинула под натиском неуклюжего крепкокостного строения и невыразительной мужицкой внешности Агарона и лишь изредка, для тех, кто хорошо знал Тамару, давала о себе знать внезапно проявляющимися родными штришками: лукавинкой во взгляде, открытой улыбкой, взглядом из-под бровей. Будто серебристая рыбешка – выскочила из воды и обратно скрылась в ее глубине.