Молчание цвета

Грохот был такой силы, что показалось – в дом угодила бомба. Саломэ метнулась, невзирая на свое тучное сложение, к окну, убедилась, что на улице тихо, заторопилась в гостиную, откуда раздался ужасающий звук, прислушиваясь к невнятному лепету невестки и пытаясь разобрать в нем хоть какой-то смысл. Невестка не произносила некоторые согласные звуки, а гласные и вовсе заглатывала. В состоянии же крайнего напряжения, утратив возможность шатко-валко выражаться, она переходила на суетливую и неудобоваримую скороговорку. Саломэ сделала в свое время все возможное, чтобы не дать своему единственному сыну жениться на ней. Мало, что ли, кругом девушек с правильной внятной речью? Зачем ему эта шепелявая? Но сын все равно сделал по-своему. Первые месяцы новоиспеченная свекровь раздражалась, игнорировала горе-невестку или даже вовсе передразнивала, вгоняя бедняжку в краску и доводя до слез. Но потом как-то притерпелась и приняла ее – невестка оказалась хорошей девушкой, сметливой, преданной и трудолюбивой, не в пример дочерям Саломэ, всю жизнь просидевшим на шее у родителей, а потом разом, как только выскочили замуж, о них забывшим.

Гостиная теперь выглядела так, будто ее встряхнули, словно погремушку, и поставили с ног на голову. Виной тому был тяжеленный ковер, который у Саломэ не поднялась рука снять со стены, хотя она его терпеть не могла: большой, болотно-зеленый, с неуклюжим орнаментом из желтых и оранжевых цветов, он навевал скуку и придавал комнате, обставленной добротной, но достаточно ветхой мебелью, вид магазина дешевых сувениров. Покойная свекровь ткала толстые и незамысловатые, пахнущие овечьей шерстью ковры, которые с большой охотой раскупали в приданое для своих дочерей жители деревень. Этот, последний, остался памятью о ней. Она собственноручно повесила его на стену и попросила не продавать. Два раза в год, зимой и летом, чертыхаясь и проклиная все на свете, Саломэ с невесткой выволакивали ковер во двор. Летом они его мыли стиральным порошком и сушили в тени веранды, чтобы солнце не попортило цвет, а зимой, дождавшись хорошего сухого снегопада, чистили снегом без моющих средств. Провозившись несколько часов и устало потирая ноющие поясницы, они каждый раз договаривались свернуть ковер и убрать его в дальнюю комнату, но потом, проклиная все на свете, вешали обратно на стену.

Прошлой зимой Саломэ заметила, что некоторые гвозди, на которых висел ковер, затронула ржавчина, но махнула рукой – до лета продержатся, а там заменим. И прогадала: не дождавшись замены, гвозди переломились, и ковер обвалился с четырехметровой высоты на сервант с посудой. Устойчивый с виду сервант оказался не таким уж и крепким, потому, не выдержав удара, развалился надвое. Нижний шкаф остался относительно невредимым, а вот верхний оторвался и, увлекаемый ковром, рухнул на пол. Стеклянные витрины и хрустальные наборы фужеров разлетелись вдребезги и покрывали теперь пол гостиной, который невестка две ночи кряду тщательно натирала и доводила до блеска мастикой, слоем осколков. Перепуганная донельзя невестка стояла посреди разрухи и шепеляво причитала, вздыхая и охая. Обернувшись на шаги свекрови, она задрала плечи и уставилась на нее, будто ожидая вразумительного объяснения случившемуся. Саломэ обвела гостиную недоумевающим взглядом, зацепила краем глаза проплешину на стене – вместе с гвоздями отошел кусок штукатурки. Она собиралась попросить невестку принести щетку с совком, чтобы вымести осколки, но, передумав, сама сходила за ними.

Уцелевшую посуду – несколько фужеров, каким-то чудом не пострадавшую стопку тарелок и серебряный подсвечник с внушительной вмятиной на рожке унесли на кухню. Ковер, не договариваясь, туго свернули, крепко перетянули бечевкой, перетащили в дальнюю комнату и бесцеремонно затолкали под кровать. Саломэ подмывало пнуть его ногой, но в последнюю секунду она воздержалась, остановленная взглядом невестки.

– Сжечь его мало! – пробормотала, сердито поправляя на расплывшихся бедрах платье.

Невестка не произнесла ни звука, стояла, подбоченившись, и смотрела на нее. Ее молчание немного задело Саломэ, потому она сердито скомандовала:

– Нечего тут прохлаждаться! Пойдем посмотрим, что там со стеной.

Дожидаться с работы мужчин – сына и двадцатилетнего внука, чудом вернувшегося невредимым с войны и устроившегося к отцу в строительное управление, не стали. Уцелевшие гвозди пришлось вытаскивать с помощью плоскогубцев.

– Возни на несколько дней, ну и ладно, зато стена будет как новенькая. Очистим ее, покроем штукатуркой, покрасим. Только вот как быть с сервантом? Жалко ведь выкидывать! Где бы найти мебельщика, который смог бы его починить?… – рассуждала вслух Саломэ, рассматривая руины, в которые превратился верхний шкаф серванта.

– Может, Самсона попросить? Он в свое время хорошим мебельщиком был, – предложила невестка.

– Так он же совсем старый и ходит еле-еле.

– Ему же реставрировать, а не кренделя выплясывать вокруг серванта!