Молчание цвета

– Конечно, ты виновата! – подает голос папа.

– Я бы на твоем месте его убила, – подзуживаю я.

Она со стуком ставит передо мной тарелку с творожной замазкой.

– Ишь, вылупилось яйцо, родителей стравливает! Ну-ка, ешь!

Ем.

Ангелы – хранители

Выбирались из Еревана в Берд по самой жаре. С нами ехал старик, которого забрали из больницы. Ноги у него не сгибались, потому пришлось отодвигать до упора сиденье. «Инфаркт и инсульт», – шепотом сообщил водитель.

Редко кому дано выжить после инфаркта и инсульта, подумала я. Видно, этот старик сделал столько хорошего, что провидение дало ему шанс пожить еще немного.

Меж тем старик сидел с вытянутыми ногами, молчал о своем. Заговорил, когда машина уже въехала в его деревню. Торопливо, боясь не успеть, он принялся рассказывать, зажевывая окончания слов, как однажды из оврага выскочили два зайца, поскакали впереди машины – трогательные такие: пушистые комочки хвостов, нежные ушки. Он погнался за ними, но не догнал, потому что путь машине перегородил огромный валун.

– Хоть бы одного задавил, – с сожалением закончил свой рассказ старик и умолк, словно умер.

Я поймала в зеркале заднего вида взгляд водителя, поджала губы.

Выбирался он из машины невыносимо долго и подробно: сцепит руки замком под коленом, повернется с кряхтением так, чтобы вытащить в распахнутую дверцу одну ногу, потом проделывает те же манипуляции с другой ногой. Сын суетится рядом – папа-джан, папа-джан!

«Что скажешь?» – спросила я у водителя, когда мы отъехали.

Он рассмеялся – не обращай внимания и не расстраивайся.

– Подумать только – человек выжил благодаря титаническим усилиям врачей и теперь сокрушается о том, что не задавил зайцев! Хотя бы одного! – передразнила скрипучий голос старика я.

– Жизнь, эли[17].

Жизнь, не стала спорить я.

Из подслушанного:

– Маленькими наедимся от пуза черной туты, а еще густо обмажем ей лицо. Прибежим к бабо, она старенькая была, подслеповатая, не узнавала нас, пугалась. Приложит ладонь козырьком ко лбу, прищурится, разглядывает – цыганята вроде? Нет? А чьи тогда будете?

Узнав своих правнуков – страшно ругалась, обзывала безголовыми ишаками. Мы радовались, смеялись. Счастливые дураки…

– О чем жалеешь?

– О том, что пугали ее. Знаю, она не обижалась. Но я все равно сейчас на себя из-за нее обижаюсь.

– Наши матери всю жизнь покупали нам трусы с начесом, до колен, системы «сдохни, секс».

– А вы чего?

– Выжили. И даже своим умом пришли к пониманию, что армянская женщина и секс – понятия не взаимоисключающие, а скорее даже одного порядка.

– Вот это растение у нас называют травой отшельника. Ее коровы не едят.

– Почему?

– Потому что они коровы, а не отшельники!

Между двумя дорогими иномарками приткнулся разбитый, насквозь ржавый жигуленок на последнем издыхании. На боку гордая надпись: «Police».

Все, что вы хотели знать об Армении.

Уезжаю, оставив свое матевосяновское сердце в горах.

В Ереване знойное лето. Есть невозможно, спать – тоже. Но голодной оставаться нельзя, может разболеться голова. Заказываю кофе и гату в номер. Гата в «Республике» совершенно фантастическая, ее подают горячей, со взбитым сцеженным мацуном и клубникой. Девочка заносит в номер поднос, косится на мой открытый ноутбук:

– Пишете?

– Пишу.

– Про Берд?

– Да.

Уходит, довольная.

В Армении ты везде немного ребенок и каждый тебе немного взрослый: «Пишешь, бала-джан? Молодец! Ты главное не отвлекайся, пиши!»

В этой стране каждый тебе немного ангел-хранитель.

Волхвы

Однажды, когда война чуть приутихла и в Берд стали привозить продукты из большого мира, коллега моей мамы, преподающая в старших классах физику, получила зарплату и немедленно спустила ее на продукты. Денег хватило на три баночки тихоокеанской сайры, несколько пачек макарон и – фантастическое везение – два шоколадных батончика «Марс», которые до этого бердцам доводилось видеть только в телевизионной рекламе.

И мамина коллега несла продукты домой и представляла, как аккуратно разделит эти два сказочных батончика на восемь частей, каждый на четыре кусочка, и угостит детей (два мальчика и девочка), мужа, свекра, свекровь и старенькую прасвекровь.

Она не думала о том, как тяжело выживать в блокадной стране учителю и инженеру, на попечении которых беспомощные дети и старики. Что в выходные снова выезжать на загородный участок – поливать картошку и собирать зеленую фасоль, и бог с ней, с тяжелой работой, главное, чтобы не стреляли. Что в следующую субботу ей выбираться рейсовым автобусом в Ереван – шесть часов дороги в один конец, чтобы на бангладешской барахолке закупиться дешевой косметикой. Племянник арендовал крохотный закут в бывшем доме культуры, чинил кипятильники и кофеварки, заодно тетин товар реализовал. Денег на перепродаже косметики выручали совсем мало, но что поделаешь. Они и спасали, эти деньги и урожай, собранный с огорода и участка.

– Никогда не унывай, – любила повторять старенькая прасвекровь, пережившая геноцид и обе мировые войны, – главное, дочка, никогда не унывай. И не прекращай разговаривать с Господом, Он всегда рядом, Он – единственный, кто всегда услышит тебя.