Молчи или умри

Димо Докову никак не хотелось расставаться со своим закадычным другом, и после ресторанчика он затащил его в Военный клуб, где как раз отмечалось какое-то торжество. Они подоспели уже к танцам. Напрасно оглядывался Коев по сторонам в надежде увидеть знакомое лицо. В зале было полно молодых офицеров, в новеньком обмундировании, пышущих здоровьем и энергией, но когда Доков представил его, выяснилось, что знали его отца, читавшего им курс лекций по политэкономии. Умный был человек, повторяли собравшиеся, в совершенстве владел марксистской наукой, тонко разбирался в политике, смелые мысли высказывал. Один из офицеров средних лет сказал, что Старый помог ему разобраться в вопросах экономики, а до этого он многое не понимал. Старый заставил на все взглянуть иными глазами. «В экономике, — убеждал, — на одних эмоциях долго не продержишься. На «ура» не возьмешь, заклинаниями ничего не добьешься. Экономика, — говорил, — развивается по своим законам, и законы эти железные». Разъяснил мне механизм ценообразования, затруднения, связанные с экспортом наших товаров и множество других весьма смутных для меня вещей. Растолковал доступно, так что усвоил я все эти премудрости не хуже, чем «Отче наш».

Неизгладимый след оставил Старый! Коев почувствовал себя полным ничтожеством по сравнению с ним. Взять хотя бы этих офицеров: действительно, наслышаны о нем самом, статьи его в газетах читали, вот разговор ведут о Старом. Нет, не зависть пробуждало в Коеве такое отношение, он был далек от такого чувства. Просто вдруг осознал, что имеет весьма расплывчатое представление о себе самом. Пожалуй, слишком он возомнил о себе…

В гостинице его поджидал бай Наско.

— Товарищ Коев, вас разыскивает директор… Послал меня сказать, что они дожидаются вас в ресторане «Алый мак».

— Спасибо, бай Наско, Жаль, устал за день, отдохнуть охота. Передай товарищу директору, что завтра зайду.

— Как скажете, товарищ Коев, — поклонился шофер. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, бай Наско!

Когда он, выйдя из лифта, направился к «покоям», как называл Марин Коев свой гостиничный номер, то ощутил знакомый запах духов. Сначала он как-то не придал этому значение, но потом инстинктивно остановился, втянул приятный запах и оглядел длинный коридор. Что за шутки? Ведь это Анины духи! Такие знакомые, что стоило ему встретить женщину, надушенную теми же духами, как он начинал оглядываться в поисках жены. Коев подошел к двери, достал ключ и вдруг теплые руки закрыли ему глаза.

— Аня! — воскликнул он.

Если бы даже и не духи, он все равно узнал бы эти сильные руки.

— Узнал все-таки, а? — ликовала Аня. — Не забыл…

— Как же мне не узнать тебя? Да еще эти духи…

— Нарочно немного капнула на дорожку, — отпустила она его наконец, и они вошли в номер.

— Да ты тут устроился словно паша. Небось, и гаремом обзавелся. Ну-ка показывай! Женские волосы, забытая ночная рубашка, сейчас поищем.

Снимая легкое кожаное пальто, она острым взглядом окинула помещение.

— О, еще одна спальня! Кого ты там прячешь? — Аня открыла шкаф. — Странно, никого… Невероятно, но факт. Чтобы ты целых три дня выдержал без женщины… Одна ванная, вторая… Господи, почему мы не живем в таком комфорте!

Она торопливо раздевалась, оглядывая наметанным женским глазом обстановку. Стянула сапожки — все в движении, в темпе, не отвлекаясь.

— Подумать только, действительно никого не застала.

— Упустила. Тут прошлой ночью побывала одна красотка.

— Ничего, я тебя выведу на чистую воду, сейчас ты у меня узнаешь!

Аня с ходу бросилась на него, повалила на диван, растрепала волосы, осыпая страстными поцелуями.

— Лгунишка! И что я в тебе такого нашла? — Она поднялась и, достав сигарету, жадно затянулась.

Коев снял пиджак, расстегнул сорочку и уселся напротив. Чертовски хороша в свои почти тридцать лет, никакого изъяна, подумал он. Красивое лицо, пестрые, искрящиеся глаза, все в меру — не худая, но и не полная, с мягкими, округлыми формами, в общем, то, что надо. Он не смог бы точно определить, что больше всего прельщало в ней, потому что она и как человек ему импонировала, понимая с полуслова, схватывая все на лету, готовая поступиться чем угодно ради него. Но все же неотвратимей всего как будто влекла ее всепобеждающая женственность. Аня не спекулировала своим равноправием, не злоупотребляла самостоятельностью, даже наоборот, с готовностью подчинялась ему. Конечно, не рабски, бывало, упрется иногда, так уже ни за что не отступит. И любила она его искренне и самозабвенно, без капли притворства и лукавства.

— Устроился тут в свое удовольствие, а я там майся одна. Высунув язык, несусь в агентство, как угорелая мчусь обратно, чего доброго, телефонный звонок упущу…

Марину Коеву не хотелось омрачать радость встречи, делясь своими тревогами, сомнениями, предположениями — тем, что занимало его все эти дни. Он только спросил, не проголодалась ли, но Аня ответила, что перекусила в поезде и что вообще не намерена терять драгоценное время на ужин, ведь наконец-то они вместе и совсем одни…

Резко зазвонил телефон.