Молчи или умри

— Ага, попался-таки голубчик! Посмотрим, что за краля тебя разыскивает, — прошипела Аня и лицо ее сразу сделалось злым. — Я подниму трубку.

И не успел Коев опомниться, как она уже осведомлялась, кто его спрашивает.

— Я не ошибся номером? — удивился мужской голос в трубке. — Мне нужен Марин Коев.

— Нет, не ошиблись… — разочарованно протянула Аня.

Коев взял трубку.

— Милен, ты?

— Что это за женский голос? Теперь понятно для чего тебе понадобилось оставаться. Ха-ха-ха! — смеялся друг. — И не вздумай праведника из себя строить!

Коев едва сумел вставить:

— Аня из Софии приехала.

— Аня? Ну так я вас поздравляю, — рокотал Милен. — Я послал за тобой бай Наско.

— Да, я его видел. Ничего, в другой раз…

— Понятно. Ну что ж, приласкай свою женушку. А жаль, у нас тут теплая компания собралась. Но раз такое дело… Короче, жду вас завтра обоих на комбинате.

Аня буквально сверлила его глазами.

— Опять ты обвел меня вокруг пальца, думаешь, нашел дурочку…

— Аня, — обнял ее Коев, — успокойся. Иногда мне кажется, что ты просто мечтаешь застать меня с другой. Тебе отчего-то до зарезу хочется уличить меня в измене, доказать, что у меня есть другая…

— Другие, — поправила она.

— Какая разница, одна или две? Вбила себе в голову чушь и носишься с ней… Спишь и во сне с другой меня видишь…

— Дурачок, я же безумно тебя люблю!

— Но ведь и я тоже…

— Да ты сроду меня не ревновал.

— Это я-то?

— А то кто же?

— Да я ко всем тебя ревную. Даже к твоей работе, к письменному столу, на который ты кладешь свои руки, к стулу, на котором сидишь, к телефонной трубке, которую берешь, к платью, шляпке, к…

— Говори, говори, милый, — млела она в его объятиях, — так приятно тебя слушать…

— …жизни без тебя не мыслю, не надышусь на тебя. Ни писать, ни связно говорить не умею, когда тебя нет рядом.

— Еще, еще, еще, — осыпала она его торопливыми поцелуями.

— Сам не знаю, болезнь это или любовь, но это так.

— Пускай болезнь! Самая неизлечимая! И чтоб вовек тебя не отпустила… — приникла она к нему, продолжая осыпать поцелуями…

Прав был мудрец, сказавший, что ссоры между влюбленными лишь подливают масла в огонь.

Марин Коев страстно и нежно любил эту женщину. С трепетом он смотрел, как срывает она одежды в полутемной комнате, предвкушая, как в беспамятстве замрет потом в его объятиях, заставив потерять всякое представление, где он и что с ним. Коев обожал ее тело, буйные волосы, разметавшиеся на подушке. Она завораживала исходящим от нее ароматом здоровья и силы, хотя была олицетворением нежности и хрупкости. Эластичная и гладкая кожа, пышная, упругая грудь, звонкий смех… Марин Коев покусывал ее маленькое ушко с сережкой, ласкал ее знойное тело; его опьяняли впившиеся в спину нежные пальцы, возбуждал томный сдавленный шепот… Весь этот рай могла ему дать одна только Аня и никакая другая женщина в мире…

Склонный к одиночеству, Коев долго не решался жениться. Не раз у него бывали длительные связи, однако он неизменно разочаровывался, заранее зная, что до брака дело не дойдет. С Аней все получилось по-другому. Он каким-то особым чутьем угадал, что это именно та женщина, с которой ему суждено провести остаток жизни. Как-то раз одна знакомая, гадая на кофейной гуще, предсказала ему, что на этот раз он не сможет отделаться от брюнетки. Он довольно засмеялся. О женитьбе никто тогда даже и не заикался. Он был уверен, что Аню этот вопрос серьезно не занимает, в противном случае она с присущей ей прямотой и упорством давно бы женила его на себе…

Нежась в Аниных объятиях, Коев подумал, что Аня — единственная женщина, которая своими ласками способна заставить его забыть все заботы и тревоги, безраздельно подчинить себе. «Пусть, — молил он, — пусть будет так, пусть я забуду обо всем на свете». Потом, когда они в блаженном изнеможении приходили в себя, Коев поведал Ане о всех событиях последних дней. Рассказывал обстоятельно, подробно. Аня вся превратилась в слух и, опершись на локоть, буквально пожирала его глазами, удивленно качая головой. «Так неправдоподобно, будто криминальный роман читаешь. Ты обязательно должен распутать этот тугой клубок, Марин! Ты уж не сердись за мою дурацкую ревность… Господи, да я тебе безоговорочно верю. Клянусь!» Коев продолжал рассказывать ей, выстраивая соображения и тут же сам себя оспаривая. Действительно, давно пора положить конец всем заключениям, внести ясность, расставить все на свои места. Как же тяжела его вина перед Старым! Огромная, непоправимая вина… Так кому же, как не ему, сыну, нужно восстановить доброе имя отца?

Он уже засыпал, когда Аня сказала, что приехала только повидаться и пятичасовым уезжает обратно.

— Что за спешка? — удивился он.

— Милый, — поднялась она, — никак не могу остаться. Ты же знаешь мою работу. В десять оперативка, а я даже никого не предупредила.

— Но я могу позвонить…

— Нет, нет! Мне надо лично присутствовать. Работы сейчас по горло, нельзя мне прохлаждаться.

Коев как-то сразу сник, хотя тут же подумал, что будь он на ее месте — поступил бы точно так же.