Молчи или умри

Однажды повстречался Марину крестьянин из Остеново. Слово за слово, завязался разговор. Оказалось, что когда-то у Старого служил в Асеновграде. Капитану Ивану Коеву выделили тогда роту запасников для охраны моста. Даже простой служивый смекнул, что не по чину капитану мост стеречь, знать, нарочно его к черту на кулички выпроваживают, поди, в немилости он. «Не сказать, чтобы служба в тягость была, но прошел месяц, другой, а их все держат. Невмоготу стало солдатам, домой охота. Да и местность кругом дикая. Окрест ни села, ни города. Так допекло, что с десяток запасников взбунтовались. Сговорились самовольно дать деру. Капитана Коева как раз по службе куда-то востребовали. Вернулся он к вечеру и как узнал, что за номер ему выкинули, за голову схватился. Заохал, что не успеют солдаты оглянуться, как их сцапают. Так оно и вышло. Привезли их в роту. Стоят ни живы, ни мертвы. Шутка ли сказать — за дезертирство в военное время — пулю в лоб без суда. Завидев их, отец как раскричится: «Какого черта, вы вернулись ни с чем? Вам что было приказано делать?» Беглецы глаза вытаращили, переглядываются, на патрульных, что их словили, тоже столбняк напал. «Господин капитан, — спрашивают, — куда вы их посылали?» «Я им покажу кузькину мать, так сразу вспомнят, за чем посылал! — надсаживался капитан. — Всех под арест!» Когда их увели, он собрал патруль, повел их в столовку, хотя, что за столовка — так, одно название, правда кое-что из еды можно было раздобыть. Там он угостил их честь по чести и растолковал, что к чему: послал, мол, дураков в разведку, слухи до меня дошли, будто типы подозрительные поблизости слоняются. А ну, как шпионы, думаю. Наказал: любой ценой, хоть на брюхе ползи, но разузнай, что да как. А эти обалдуи разнесчастные, возьми да на вас наткнись… «Так они ж нам ничего такого не объяснили», — удивились патрульные. «Правильно сделали, раз приказано держать язык за зубами», — рассеял их недоумение капитан. Когда все разошлись, капитан пошел в арестантскую и задал им трепку. А те ему бух в ноги: «Господин капитан, — говорят, — что хочешь с нами сделай — хоть убей, хоть на куски режь, но мы теперь за тебя и в огонь, и в воду, спаситель ты наш…» Вот такой человек был отец…

Марин сидел во дворе того же самого дома, где родился Старый, где прошли его детство и отрочество. Отсюда он ушел на фронт в те мятежные годы. Разыскивая его в двадцать третьем году, после разгрома антифашистского восстания, перевернули все в доме вверх дном. А он в это время скрывался в окрестных селах. Вернулся, когда была объявлена амнистия, обросший и огрубелый, в грубошерстной домотканой одежде, с торбой за спиной. С тех времен сохранился снимок, с которого пристально смотрит бородатый мужчина в грубошерстной домотканой одежде…

С кем близко знался в те годы Старый? С кем встречался в родном городе и столице, куда не раз ездил на медицинский осмотр? Коеву сейчас трудно было припомнить, да и Старый не отличался словоохотливостью. Марину на миг показалось, что круг возле отца замкнулся, а сам он движется по кругу, будто куда-то летит, но куда? Куда влечет его жребий? Подобное состояние он не раз испытывал во время боевых вылетов, когда служил в военно-воздушных силах. Для тех, кто смотрит со стороны, условия полета на военном самолете мало чем отличаются от условий, скажем, на пассажирском лайнере или даже учебном самолете. Для Коева же, имевшего на своем счету не один, не два, а сотни вылетов, разница была колоссальной. Точно так же, как и несхожесть прежних навигационных аппаратов и нынешнего первоклассного технического оснащения. Вряд ли кто-то отдает себе отчет в том, что сейчас пилот, фактически, полностью изолирован от внешней среды. У него всегда перед глазами показания приборов на щитке, и он лишь управляет этими приборами, не видя ни неба, ни облаков. Невольно возникает вопрос, в чем, собственно, заключаются обязанности пилота при столь высокой степени автоматизации, обеспечивающей своевременный взлет и посадку машины? К тому же, за редчайшим исключением, слаженность работы механизмов надежно гарантируется дополнительной двойной-тройной подстраховкой, системами, способными вывести самолет из любого затруднительного положения, исправить допущенную оплошность…

Так на что же ему уповать? Ведь и он, подобно самолету, берет курс на вслепую, хотя желанная цель все так же невидима. Она есть, существует где-то рядом, не хватает лишь спасительного просвета, чтобы увидеть ее, чтобы в нужную минуту, идя на посадку, точно попасть на светлую полосу твердой почвы. Вот такого просвета и не было, и без него недолго и сбиться с курса, потеряться, ибо когда-то оставленные следы давным-давно стерлись, заросли чертополохом и свежей травой, надежно упрятать под собой голубую взлетную полосу…

— Товарищ Коев, — донесся с улицы голос шофера «Волги», — а я вас разыскиваю, в гостиницу за вами заезжал…

— В чем дело, бай Наско?

— Товарищ директор велел заехать за вами вечером.

— Опять куда-то повезет, — прошелся по адресу друга Коев.