Молчи или умри

Майор повернулся кругом и вышел.

— Значит, предатель жив! — Пантера возбужденно продолжал расхаживать по кабинету. — На Аврамова вполне можно положиться. Но раз дело касается Старого, перепоручать не стану. Сам займусь… Да, да, живой, мерзавец. Пронюхал, что вокруг него что-то происходит, и бросился свою шкуру спасать. Между прочим, Аня твоя случайно в разведке не служила?

— Служит и поныне. Но пока что я — единственный объект.

— Пожалуй, тебе не позавидуешь. Небось, в ежовых рукавицах держит, ни шагу в сторону?

— Да знаешь, те времена уже давно прошли, так что и в голову не приходит.

— В твои-то годы… — многозначительно подмигнул начальник. — Мужик что надо, в самом соку. А тут еще и революция эта самая, как вы ее там обозвали?..

— Сексуальная революция.

— Ага. Как говорил бай Петко, для этой революции тоже нужно оружие, а наше с тобой…

— Ну, не прибедняйся. Силенок, гляжу, хоть отбавляй…

— Для чего — так отбавляй, а для чего — так и прибавить не мешало бы… Алло, Запрянов, ну, что там у тебя? Зайди ко мне!

Вошел капитан Запрянов.

— Ездил в Лесное?

— Так точно, товарищ подполковник. Хотел сразу доложить, но… — бросил он беглый взгляд на Коева.

— Кража?

— Так точно, кража.

— Доложи обо всем Цонкову.

— Слушаюсь, товарищ подполковник.

Пантера нахмурился. Лицо его приняло знакомое Коеву неприступное выражение.

— Яснее не бывает.

Коев не стал спрашивать, несмотря на то, что вопросы так и вертелись у него на языке. Однако Пантера сам выпалил:

— Уму непостижимо! Топчемся на одном месте в темном лабиринте, за какие-то мелочишки хватаемся, а разгадка сама напрашивается. Итак, Старый в ком-то усомнился. Но не будучи вполне уверенным, до поры до времени молчал. А тот, на кого пало подозрение, не смея расправиться со Старым, согласись, что в наше время не так-то легко убить человека, решил действовать иначе. Он пишет на Старого анонимный донос, хорошо зная, что в архивах сохранилось то злополучное заявление, из-за которого весь сыр-бор разгорелся. И надо признать, расчет оказался правильный. Четко сработано. Народ пятилетку перевыполняет, трудности преодолевает, проверять каждого недосуг, взяли да и поверили анонимке. Мерзавец в точку попал. Мол, как же так, честным коммунистом прикидывается, а на деле… Все, Старому конец. Иди после всего, разоблачай врага народа. Кто же поверит, когда у самого рыльце в пушку?

— Значит, это очень опытный мошенник.

— Опытный и хитрый. Все продумано. Причем, это человек, который был среди наших!

— Уж не его ли имел в виду Старый?

— Похоже, что да. Первым делом он убирает Старого, загоняет его в угол. Анонимка, заявление в архиве, расследование… Вместо того чтобы разыскивать анонимщика. Старый, естественно, должен был думать, как выйти из столь бедственного положения. Во-вторых, он держит в страхе Соломона, хорошо знавшего его. Вероятно, у Соломона в прошлом тоже были грехи. Так что неизвестный мерзавец обеспечил себе спокойное существование на много лет вперед. У Соломона рот закрыт на замок, а Старый — в могиле. Вдруг, откуда ни возьмись, новая напасть, сын Старого. Приехал и начал копаться. Ходит, выспрашивает, а вдруг на след нападет? На всякий случай надо и ему смешать карты. Первая попытка — «дипломат»…

— Зачем он ему понадобился?

— Видно, подумал, что ты изобличающие документы привез.

— Да, наверняка их искал.

— Причем, довольно безрассудным способом.

— Опытный преступник поступил бы умнее.

— В том-то и дело.

— Но представь себе, что такой опрометчивый шаг входил в его намерения.

— Какие намерения?

— Скажем, простачком прикинуться, мол, обычная кража, поживиться чужим добром захотели. Да мало ли что…

— Не верится мне, что все так уж тонко продумано…

— А кто его знает… Ну подумай, почему он бросил чемоданчик на столике в кафе? Ведь любому сразу в голову придет: ворюга деньги искал или ценности какие, ничего не нашел, так на кой леший ему «дипломат»! Дальше. В номере гостиницы поработал. Тоже с целью запутать следы, якобы своровать что-то хотел. А у самого совсем другое на уме… Ему твои записки нужны.

— Положим, ты прав. Скажем, нашел бы он интересующие его документы. Уничтожил бы их. Но из сознания-то моего он ничего вырвать не может…

— Слишком он нервничал, сам не знал, что делает.

— Да, скорее всего, именно так и было…

— А я все думаю, каков он. Голыми руками его не возьмешь. Явно когда-то среди наших работал. Значит, провокатор? А может, и того хуже — полицейский, внедренный в ряды партии.

— Возможно ли такое?

— А почему бы и нет. Мы вот свой городок захолустным считаем. А ведь в свое время здесь был мощный гарнизон, фабрики работали. Отсюда вели кратчайшие пути к партизанам. Отсюда русские военнопленные были переправлены в горы. Предполагалось, причем не без оснований, что в городе действует сильная партийная организация.

— И потому нашли нужным заслать провокатора именно сюда? Так по-твоему?

— Да. Законспирировали его надежно, потом пришла победа, он сменил маску, его, возможно, другие господа теперь перекупили…

— Ну, это ты загнул…

— Да я только рассуждаю, что могло быть.