Мольер. Его жизнь и литературная деятельность

В 1653 году, находясь в Лионе, Мольер поставил на сцене первое крупное произведение своего пера, комедию «Шалый». В этой пятиактной пьесе в нем еще сказывается автор фарсов, он как бы соединил в одно целое несколько подобных произведений и дал им одно название. Итальянские писатели (подразумеваем работавших для театра) обыкновенно выписывали с особым тщанием одну какую-нибудь фигуру в своей пьесе, роль главного актера труппы, и вокруг нее располагали другие, более или менее шаблонные. И те и другие были вполне стереотипны и неизменно появлялись во всех пьесах, почти всегда под одним и тем же именем. Таковыми были Арлекин, главный движитель пьесы (le grand meneur d'intrigues), Лелио – увлеченный страстью юноша, пустой фат Леандр и Кассандр – обманутый старик. Мольер заимствовал своего «Шалого» у Николо Барбьери, из пьесы этого автора «Inadvertitio». Сходство заглавий соответствовало в данном случае сходству содержания. Влюбленный Лелий пылает желанием соединиться с предметом своей страсти. Чтобы помочь ему и обмануть его соперников, его преданный слуга Маскариль создает разные замысловатые планы, но все его усилия разбиваются неуместным вмешательством Лелия. Крушение планов Маскариля вызывает у зрителя веселый смех своими комическими положениями; в этом сходство комедии «Шалый» с ее родичами, фарсами. Центральною фигурою пьесы является Маскариль. Подобно Арлекину итальянцев, он – главный двигатель интриги в комедии Мольера, но среди лишенных физиономий тенеобразных героев ее он – единственное живое лицо. В его изображении уже видна рука будущего великого мастера, не только художника, но и мыслителя. Маскариль остается у Мольера верным слугою своего господина, не щадящим сил и рискующим жизнью при исполнении прихотей своего повелителя, но для него не тайна слабости этого господина, его эгоизм и внутренняя несостоятельность. В качестве близкого, доверенного лица он часто подсмеивается над слабостями пользующихся его услугами. В этом смехе пока еще верного слуги нашло себе выражение возрастающее общественное самосознание, критика, идущая снизу, голос народа. «Как дурны люди нынешнего времени и как должны постоянно страдать невинные!» – восклицает Маскариль, этот предшественник Фигаро…

С комедии «Шалый» начинается благоприятный поворот в судьбе Мольера. Успех пьесы был громадным. Толпы народа, являя невиданное в Лионе зрелище, направлялись к театру Мольера, кто пешком, кто в карете, кто в носилках. Две другие труппы, соперничавшие до этого времени с труппой Мольера, должны были прекратить свои представления за неимением зрителей, и часть их актеров присоединилась к автору «Шалого», в числе их Дюпарк и Дебри со своими женами, тоже актрисами. Весть о труппе Мольера стала быстро распространяться по югу Франции и скоро дошла до принца Конти, школьного товарища Мольера по Клермонской коллегии. Незадолго до этого принц помирился с правительством и, женившись на племяннице Мазарини, во время лионских успехов Мольера жил в своем замке Лагранж де Пре, близ Пезены, на юго-запад от Монпелье. Он поспешил пригласить сюда Мольера. Это было летом 1653 года. В замке Лагранж де Пре труппа дала несколько представлений и затем, щедро награжденная деньгами и титулом «актеров принца Конти», опять вернулась в Лион.

К этому времени относится знакомство Мольера с Шарлем Куапо, знакомство, рисующее частную жизнь знаменитого писателя в этот период. Шарль Куапо был одним из последних, когда-то знаменитых провансальских трубадуров. С лютнею в руках, в сопровождении двух помощников-певцов, он скитался, переходя от города к городу, от замка к замку, и давал концерты. Искусство плохо кормило поэта и его спутников, один из которых наконец не вытерпел и сбежал. В эту пору Куапо прибыл в Лион и встретился там с Мольером. Несчастный певец находился в самом жалком положении, и добродушный Мольер не замедлил дать ему приют в своем доме.

Куапо провел у него три месяца, и вот как писал он потом об этом пребывании у Мольера:

«Говорят, что лучшему брату надоедает через месяц кормить своего брата, но эти люди, более великодушные, чем все братья, каких только можно встретить, не переставали беречь меня в продолжение целой зимы, и никогда я не видел столько доброты, столько радушия и честности, так что могу сказать: в этом милом обществе, которое я забавлял музыкой, без стеснений пользуясь обедом в семь-восемь блюд, я провел прекрасные дни: никогда нищий не чувствовал себя более сытым».