Я в бешенстве оттого, что вижу в ее потерянных глазах версию девятилетнего себя, и мне хочется выбить из нее это. Я в бешенстве от того, что ей что-то причиняет боль, а она не позволяет мне уничтожить это. Но больше всего меня бесит то, что я не встретил ее раньше, чтобы предотвратить то, что ее так убивает.
Рэйн резко поднимается и встает рядом с кроватью со светящимся плеером в руках и пристально смотрит на меня. Она не плачет и не убегает. И впервые с тех пор, как я ее встретил, она ждет следующего приказа, как послушный маленький солдат.
— Мне нужно, чтобы ты сейчас же кое-что вбила в свою хорошенькую головку. — Я делаю два шага в ее сторону и тычу пальцем ей прямо в лицо. — Все… бл*дь… уходят. Я не знаю, что происходит с твоей семьей, и, честно говоря, это не имеет значения. Потому что люди непостоянны. Все, кого ты любишь, все, кто причиняет тебе боль, — все они, бл*дь, так или иначе уйдут. Они могут умереть, их могут посадить за решётку или они могут просто избавиться от тебя, как только узнают, как ты облажался. В конечном итоге они все… оставят… тебя! — Я опускаю руку и делаю глубокий вдох через нос, пытаясь успокоиться.
Качая головой, я сокращаю расстояние между нами одним шагом и продолжаю чуть менее злобным тоном:
— Наша задача состоит в том, чтобы послать их к черту и выжить, несмотря ни на что. Вот и все, Рэйн. Это наша единственная работа. Мне потребовалось двадцать два года, чтобы это понять, и я хотел бы, чтобы у тебя было достаточно времени, чтобы разобраться во всем самой, но у тебя нет этих лет. У тебя только два гребаных дня. Так что возьми себя в руки, мать твою, потому что я не смогу выполнить
Она качает головой, когда начинает играть новая песня.
— Это не совсем так, — ее голос тихий, но твердый. — Потому что я не собираюсь тебя бросать.
Певец из динамика умоляет ее спасти его чертовски грязную душу, но вместо этого она бросает плеер на кровать и зарывается лицом в мою чертовски грязную душу.
Благодаря ее объятиям на моей обнаженной груди, я чувствую себя так, словно с меня заживо содрали кожу. Я всего лишь сырое красное мясо в ее руках. Моя чешуя, моя шкура, моя кожа… все это было сорвано. Ее прикосновения проникают сквозь каждый защитный слой, который, как мне казалось, я смог создать, достигая такого места, которое никогда не видело солнечного света. Я ненавижу это чувство. Каждый мускул моего тела напрягается, ощущая боль, но я все равно прижимаю Рэйн к себе.
Обхватив руками ее теплое, соблазнительное тело, я провожу ладонью вверх по ее спине и запускаю пальцы в короткие влажные волосы.
— Ох, я знаю, что ты меня бросишь, — рычу я, дергая ее голову назад, чтобы она видела мои глаза в этой темной комнате. — Поэтому до тех пор я буду использовать… тебя…
Рэйн приподнимается на носочках в тот самый момент, когда я прижимаюсь к ее приоткрытым губам, и наши рты сталкиваются, как два товарных поезда. Я наклоняю свою голову в сторону и погружаю язык в ее рот, не в состоянии насытиться. Я слишком сильно сжимаю в руке ее волосы, но не в силах отпустить. Вместо этого я просовываю другую руку под это печальное подобие одежды и сжимаю ее пухлую, округлую задницу. Мое сердце стучит в груди отбойным молотком, когда я проглатываю ее ответный стон.
Ее руки скользят вверх по моей спине, затем обхватывают плечи, спускаются на грудные мышцы и замыкаются за моей шеей. Я чувствую, как ко мне прижимаются ее соски, твердые, как камешки под майкой этого недостойного придурка, поэтому я стягиваю одежду через голову и бросаю на пол. Я едва могу разглядеть Рэйн в темноте, но мне это и не нужно. Мои руки читают изгибы ее тела, скользя по каждому квадратному дюйму плоти, покрытой гусиной кожей. Она дрожит, когда я сжимаю ее идеальные сиськи, а когда я прерываю наш поцелуй, чтобы втянуть в свой рот один дерзкий и нуждающийся сосок, ее рука тянется ко мне.
Она обхватывает меня через шелковую ткань спортивных шорт, которая уже давно натянута, и изо всех сил пытается сдержать то, каким она меня сделала. Мой член находится в полной готовности, набухший и пульсирующий в ее руке. Затем она мягко прижимает мою голову к своей груди. Ее прикосновение такое нежное; оно вызывает еще одну волну эмоций, сжимающих мое горло. То, как она прикасается ко мне, причиняет боль. Это убивает меня к чертовой матери.
И я собираюсь позволить этому случиться.
Рэйн скользит своей рукой вверх и вниз по моему члену через гладкий материал, пока я посасываю, облизываю и поклоняюсь ее другому соску. Каждое мое дыхание на ее коже вызывает реакцию, и когда я возвращаюсь к ее рту и целую его, когда провожу обеими руками по ее круглой заднице и дразню гладкие складочки сзади, эта реакция — мурлыканье, оно такое сладкое, отчего каждый нерв в моем теле вибрирует, как гитарная струна.