Я смеюсь, откручиваю крышку и горлышком отдаю ей честь, затем делаю глоток. Водка плавно стекает вниз по моему горлу, притупляя тяжелые моменты этого дня.
Я протягиваю бутылку Рэйн, но в последнюю секунду отдергиваю ее обратно.
— Только глоток, ладно? Ты сидишь на этом гидро-дерьме, и последнее, что мне нужно, это чтобы тебя стошнило или ты умерла.
Она улыбается, соглашаясь с моим условием, и в моей груди разливается что-то теплое, не имеющее ничего общего ни с огнем в камине, ни с алкоголем. Когда я наблюдаю, как ее веки, трепеща, закрываются, а пухлые розовые губы обхватывают обледеневшее стеклянное горлышко, я чертовски мечтаю о том, чтобы это был я. Любая часть меня. Каждая частичка меня.
— Довольно, — рявкаю я, вырывая бутылку из ее рук.
Она смеется, затем начинает кашлять, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
— Господи, как же я ненавижу водку!
— А что еще ты ненавидишь? — спрашиваю я, удивляясь тому, насколько действительно хочу побольше узнать о своем недавно приобретенном ресурсе.
Разрываю пакет с капустой брокколи и кладу его на ковер между нами. Ее рука ныряет внутрь, вытаскивая горсть небольших зеленых овощей.
— Я чертовски голодна, — бормочет она, запихивая один кусочек в рот.
— Ты не ответила на мой вопрос.
Она пожимает плечами.
— Я не знаю… Все? — Она поворачивается и смотрит на огонь, и я замечаю, как радость покидает ее лицо. — Все это. Этот город, кошмары, то, что они заставляют людей делать и ждать своей смерти. Я ненавижу все это.
— Хочешь знать, что я ненавижу? — спрашиваю я, подталкивая ее локтем. — Вообще-то, точнее, кого?
— И кого же? — она хрипит, прочищая горло от нахлынувших эмоций.
— Тома Хэнкса!
— Тома Хэнкса? — Рэйн визжит и пинает меня ногой. — Все любят Тома Хэнкса! Он же самый хороший парень Америки!
— А я считаю, что это чушь собачья, — говорю, наклоняясь вперед, чтобы помешать поленья кочергой. — Это всего лишь притворство. Я на это не куплюсь.
Рэйн фыркает, как поросенок —
Где-то вдалеке гремит гром, когда я протягиваю Рэйн «член-на-палочке». Она ухмыляется и откусывает самый кончик.
— Ты — варвар, — я съеживаюсь.
Мы оба замолкаем, вдыхая аромат пищи. По мере того, как тянутся минуты, я почти что вижу, как наши мысли оседают на ковре между нами, тяжелые и темные.
Самые грязные — мои.
Мне интересно, сколько мелких придурков из старшей школы засунули свой член в этот идеальный ротик? Сколько из них добивались ее, а сколько — просто воспользовался этой хорошенькой маленькой сучкой. Интересно, чем бы она сейчас занималась, если бы я не вытащил ее из «Бургер Паласа»? Что бы она делала, если бы кошмаров никогда не было? Интересно, вернется ли она к себе домой посреди ночи или проведет ее здесь, вместе со мной?
Набитые едой щеки Рэйн, розовеют, когда она ловит мой пристальный взгляд.
— Что? — спрашивает она в защитном тоне, затем смахивает невидимые крошки со своих губ.
— Я просто пытаюсь тебя понять.
— Удачи. Я уже много лет пытаюсь это сделать. — Она снимает с палочки последний кусочек корн-дога и кладет себе в рот.
— А какая ты была в старших классах?
— Ну, не знаю. — Она пожимает плечами. — Блондинкой.
— Блондинкой? — фыркаю я.
— Это было единственное, в чем я когда-либо была хороша. Быть блондинкой. Быть красивой. Быть идеальным маленьким трофеем. Я не была особо общительной, поэтому большинство людей просто считали меня заносчивой сукой, но я получала хорошие оценки. Я сделала все, чтобы мама гордилась мной. Я встречалась с баскетбольной звездой и каждое воскресенье ходила в церковь. Ну, знаешь, все это дерьмо маленького городка.
Пока она говорит, я начинаю замечать проблески этой девушки в той, на которую смотрю. Под глазами размазана тушь. Полдюйма отросших светлых корней, которых я раньше не замечал. Убийственные гребаные изгибы, которые она прятала под всей этой мешковатой одеждой. Школьная красотка Рэйнбоу превратилась в задиру Рэйн.
Но они обе только маскировка.
Я щелкаю пальцами, когда до меня доходит смысл.
— Ты же хамелеон!
Рэйн бросает на меня оскорбленный взгляд.
— Ты думаешь, я притворяюсь?
— Нет. Ты просто приспосабливаешься. Ты меняешь свой внешний вид, соответствуя окружающей среде, чтобы выжить, как хамелеон.
Она закатывает глаза и смотрит на меня.
— А ты кто тогда?
— Я? — спрашиваю, показывая на себя бутылкой водки, которую держу в руке. — Я тот, кто хорошо разбирается в людях. — Я подмигиваю ей и делаю еще один глоток, морщась от того, как жидкость обжигает мое горло. — Наверное, это побочный эффект от смены домов каждые шесть-двенадцать месяцев.
Я ставлю бутылку на пол рядом с собой, но, когда снова поворачиваюсь к Рэйн то вижу, что она больше не смотрит на меня. Она смотрит на палку от корн-дога, которую держит в руках.
— Уэс? — спрашивает она, перебирая деревяшку пальцами.
— Да…
Она бросает палку в огонь. Пламя вспыхивает синим, вероятно, от всех этих гребаных химикатов и консервантов.