Молитва

Я очень хорошо помню свою первую молитву. Священник разъяснял моему другу Удо, как стать христианином:

— Давай преклоним колени и помолимся, — сказал священник.

И добавил, повернувшись ко мне:

— А ты, Рейнер, ты тоже хочешь стать христианином?

Я, не задумываясь, ответил «да» и произнес вместе со священником молитву. Это был незабываемый миг, который изменил меня навсегда. После молитвы я поднял глаза и увидел в окне звезды. Я почувствовал, что теперь каким-то непостижимым образом связан с бескрайней Вселенной. Именно тогда, в двенадцать лет, я нашел свое место в мире, нашел себя.

Но уже через полчаса я вернулся с небес на землю: дома мама накричала на меня за то, что я поздно вернулся. Я пытался объяснить ей, что произошло, но она меня не поняла. В ее представлении молиться значило вслед за священником повторять заученную молитву, и ничего более. После того вечера я три дня ничего не ел.

— Ты только о Боге и думаешь! — кричала мама. И она была права.

Стеснительный и робкий по натуре, я научился молиться вслух: прислушиваясь к молитвам других прихожан церкви, я понял, как это делается. Я сообразил, когда нужно вступать в молитву, а когда молчать. Оказалось, что молитве — общению с Богом — нужно учиться так же, как и общению с людьми. Как ни странно, мне стало легче молиться после того, как я, немец, пожил в Америке. Там мне пришлось молиться на чужом языке — на английском. И в результате я научился, молясь, четче формулировать свои мысли, тщательнее подбирать слова. Тогда я ощутил, что мне уже недостаточно повторять заученные привычные слова.

В конце концов я стал священником. Выслушивая людей, которые изливают предо мной свои беды и трудности, я стараюсь нести им утешение. И порой меня посещает чувство, что слова, которые я говорю им в такие моменты, — это молитва. Я ощущаю, что рядом с нами присутствует Кто-то Третий.

А еще я стал отцом. У меня есть сын и дочь. Когда они маленькими лежали в кроватках, я заходил в детскую, совершал над малышами крестное знамение и молился об их будущем. Ведь родителям не дано прожить жизнь за своих детей! Поэтому приходится всецело полагаться на Бога.

У сына началась эпилепсия. Первый приступ привел меня в ужас. Мы вызвали «скорую помощь». Пока врачи спешили к нам на помощь, я держал сына в объятиях, поглаживал его лоб. Голова мальчика тряслась. Я старался утешить испуганного ребенка словами, но сам не находил ни малейшего утешения. Совершенно осознанно я пытался передать ему частицу своего духа, забрать его боль. Никогда прежде я не чувствовал такой близости с сыном, как при этом первом приступе. Мы оба были совершенно беспомощны и страшно перепуганы.

Молитва стала для меня еще и своеобразным благословением[6]. «Благослови тебя Господь!» — так я говорю своим прихожанам после исповеди. «Благослови тебя Господь, дитя мое!» — говорю я дочери, стоя у ее кровати. «Благослови тебя Господь», — твердил я извивавшемуся в конвульсиях сыну. Мне так хочется передать Божье благословение людям! Мне и самому хочется ощутить его во время молитвы.

Молясь, я порой позволяю себе расслабиться в объятиях Божьей любви. А порой меня в молитве бьет и колотит, как сына во время приступа.