Молитва

Мой дом стоит в глубоком ущелье, в тени огромных гор. По дну ущелья протекает Медвежий Ручей. Во время весеннего таяния снегов или после сильных дождей ручей превращается в бурный пенистый поток, больше похожий на реку. Случалось, в нем даже тонули люди. Однажды высоко в горах я отыскал исток ручья. Я стоял на заснеженной площадке, испещренной лунками в тех местах, где снег уже подтаял. Из недр снежного настила доносилось тихое бульканье, и из-под кромки снега вытекали струйки воды. Вода с тихим журчанием собиралась в лужицы, образовывала озерцо, из которого и начиналось ее долгое путешествие вниз по склону горы. По дороге малые ручьи сливались в один — так и рождался ручей, протекавший мимо моего дома.

Когда я начинаю размышлять о молитве, то чаще всего сбиваюсь с мысли. Я начинаю с низовий ручья — со своих забот — и несу их к Богу. Я рассказываю о них Богу так, будто Ему ничего обо мне неизвестно. Я молю Бога, надеясь изменить Его решение, переломить Его волю. Но мне следовало бы начать путешествие от истока ручья — от самого начала течения вод.

Стоило мне пересмотреть свою позицию, как я понял: Богу мои заботы известны. Он знает и про раздирающие мир войны, и про рак моего дяди, и про разбитые семьи, и про непослушных подростков. У Него забот больше, чем у меня. Реки благодати стекают до самого низа. Потоки милости не иссякают. Бог несет ответственность за все, происходящее на Земле. Моя задача — выяснить у Бога, что делать мне, чтобы разделить с Ним ответственность, понести свою долю. «Пусть, как вода, течет суд, и правда — как сильный поток!» — восклицает пророк (Ам 5:24).

Что мне делать: стоять на берегу или отдаться течению потока?

Итак, изменился мой взгляд на молитву и на мир в целом. Я смотрю на природу и вижу не только полевые цветы, не только золото осин, но и руку великого Художника. Я смотрю на человека, и перед моими глазами предстает не «бедное, голое двуногое животное», которым внезапно увидел себя шекспировский король Лир, а личность, созданная по образу и подобию Божьему и предназначенная для вечности. Благодарность и хвала сами рвутся из груди.

Мне приходится все время напоминать себе, какой должна быть истинная молитва: за день мои представления о ней искажаются. Я включаю телевизор. На меня изливаются рекламные потоки с заверениями, что суть успеха — в богатстве и красоте. Я еду в центр города и из окна автомобиля вижу грязного попрошайку с листком в руке «Благослови вас Бог! Помогите, чем можете!». Я отвожу глаза. Я помню репортаж об одном африканском диктаторе. Он затеял кампанию за чистоту города и снес бульдозерами целый район лачуг, оставив без крова семьсот тысяч человек. Миру сложно смотреть на происходящее глазами Бога.

Молитва, и только молитва помогает мне вновь вернуться к Божьей системе ценностей. Я прозреваю и вижу, что богатство — это капкан, а не цель всей жизни. Ценность каждого из нас не определяется происхождением или социальным статусом. Ценность — в образе Божьем, который мы носим в себе. Сколько бы мы ни пытались стать красивее, красота не пойдет в расчет в мире грядущем.

Протопресвитер Александр Шмеман, декан Свято-Владимирской семинарии, рассказал о случае, произошедшем с ним в парижском метро. Он — тогда еще молодой — ехал со своей невестой. На одной из остановок в вагон вошла уродливая старуха в форме Армии Спасения и села рядом с ними. Влюбленные перешептывались на русском, обсуждая ее безобразный вид. Через несколько остановок женщина встала и, проходя мимо них к выходу, произнесла на чистом русском языке: «Я не всегда была уродиной». Отец Александр любил повторять своим студентам, что та женщина была ангелом Божьим. Она открыла ему глаза. Она заставила его прозреть. Этот случай запомнился ему на всю жизнь.

Внимание, вошедшее в привычку

«Остановитесь и познайте, что Я — Бог!» (Пс 45:11). В этом хорошо знакомом стихе из Псалмов заключены две равновеликие заповеди. Во-первых, нужно остановиться и успокоиться. Но остановке ожесточенно противится вся наша жизнь. Десять лет назад люди были довольны, если я отвечал на их письма в течение двух недель. Пять лет назад, чтобы не обидеть человека, было принято отвечать через пару дней. Сегодня отвечать на электронное письмо следует в тот же день. Меня бранят, если я немедленно не перезваниваю по мобильнику или не посылаю sms[4].

Таинство, ощущение мира иного, осознание того, что бытие важнее делания… Без специальных усилий в этом суетном мире не удается выкроить даже несколько мгновений покоя. Мне приходится выцарапывать у жизни время, чтобы позволить Богу окормить мою душу.