Молитва по ассасину

Он достал из кармана куртки «циклоп». Внешним видом устройство для записи и воспроизведения напоминало портсигар из серебра высшей пробы. Великолепная штучка, сделанная в России. Экран не толще человеческого волоса, а встроенные камеры — не крупнее булавочной головки. Раскрыв «циклоп», Дарвин включил быструю перемотку. Любимые места имели специальные пометки. Вот Ракким входит в гостиную профессора Уоррик, выходит из нее, возвращается, как маленький стойкий оловянный солдатик. Он замедлил воспроизведение и увеличил лицо бывшего воина-тени. Как же быстро тот совладал с отвращением, склонился над трупами и занялся делом! Фидаин всегда фидаин.

Дарвин установил в доме четыре камеры. Над парадной дверью, над задней, в гостиной и ванной. Они непрерывно собирали и фиксировали информацию, затем по команде передавали единым сжатым импульсом. Отследить почти невозможно. Хорошая система, но не без изъянов. Ракким и толстый полицейский выходили из дома с картонными коробками. Камера у передней двери запечатлела их уход, но Дарвин понятия не имел, какой груз находился внутри коробок. Существовали другие системы, способные рассмотреть предметы, скрытые под одеждой или в подобной упаковке, даже определить, беременна ли женщина, но все они отличались громоздкостью и сильно фонили, позволяя себя обнаружить. Дарвин предпочитал работать тихо и незаметно. Он включил перемотку назад, еще раз внимательно просмотрел запись. Судя по тому, как кряхтел толстяк, коробка оказалась тяжелой. Мириам сумела-таки утаить от него нечто важное. Ладно, пусть. Он нисколько не жалел.

А старик действительно испугался. Впервые за все время их сотрудничества Дарвин почувствовал его беспокойство. Четыре года назад Старейший поручил ему убрать офицера армейской разведки — трехзвездного генерала, делавшего стремительную карьеру после реорганизации государственных архивов. Задачка выдалась не из легких. Генерал оказался солдафоном с ног до головы. Никогда не покидал военный городок, да еще и окружил себя личной охраной. Старика он беспокоил, но не более того. Старейший никогда не объяснял Дарвину, зачем ему надо, чтобы генерал умер, а Сара, напротив, осталась жива. Ради какой цели требовалось просто следить за ней? Не надеялся ли он, будто девушка приведет его к великому сокровищу? Но старик и так безумно богат. Следовательно, сокровище ценно не в обычном смысле этого слова. Возможно, Сара укажет ему путь не к чему-то, а к кому-то? Впрочем, Дарвина подобные нюансы мало беспокоили. Его вдохновляла лишь сама работа и опасность, с ней связанная. Тем не менее из-за девушки старик даже стал повторяться: «Я не хочу, чтобы она пострадала! Ни она, ни Ракким. По крайней мере, сейчас». Нет, подобные обстоятельства все же не могли не вызывать любопытства.

Дарвин машинально сполз с сиденья за мгновение до того, как его слуха коснулся звук шагов. В боковом зеркале появилось отражение молодой пары. Взявшись за руки, они беззаботно шагали по тротуару. Фонарь возле стоянки осветил полную рыжеволосую девушку с накрашенными губами и ее сутулого кавалера. Остановившись, молодые люди тесно прижались друг к другу и слились в долгом поцелуе. Затем девушка побежала по дорожке к ближайшему дому, а юноша побрел в обратном направлении. У самого крыльца рыжеволосая помахала спутнику, однако тот даже не заметил: вероятно, ему срочно требовалось как-нибудь справиться со своей эрекцией. Дарвин взял в губы соломинку. Бумажный стакан почти опустел, и он не столько тянул пиво, сколько вздувал пену. Мириам вот тоже в последние минуты жизни, захлебываясь, пускала носом пузыри.

В районе, где живут фундаменталисты, прошедшую мимо него парочку непременно забили бы камнями до смерти. Причем отцы и дяди стояли бы в первых рядах: подобное бесчестье для семьи нельзя оставлять безнаказанным. Даже модерны избегали физического контакта на публике. Католики словно наслаждались подобным провокационным поведением. Держались за руки, целовались, выставляли напоказ тело. Столь наглое поведение являлось актом неповиновения, мятежом плоти, как сказал один аятолла в своей знаменитой проповеди. Дарвин допил пиво и бросил стакан в мешок для мусора, который он постоянно держал в машине. Пусть католики хоть трахаются в Великой мечети в разгар Рамадана, а фундаменталисты сжигают заживо гомосексуалистов или жарят на углях представителей белой расы. Лично его подобные проблемы совершенно не волновали. Да и Всевышнему, по его мнению, если таковой действительно существовал, на все эти дрязги было совершенно наплевать.