На тротуарах появлялись рабочие, спешившие в сторону рынка. Одетые так же, как и бывший фидаин, с руками в карманах и сигаретами в зубах. По улице, натужно сигналя, громыхали крытые фургоны, и воздух вокруг них тут же наполнялся густым запахом свежих овощей и фруктов. В заведении с закопченными окнами, носившем название «Старбакс», сонно гудела толпа ранних посетителей. Ракким заказал двойной эспрессо и рулет с корицей. Через несколько секунд барриста принесла заказ, а он вручил ей шесть долларов и велел оставить сдачу себе.
По крайней мере, деньги при новом режиме стали выпускать куда более красивые. Ему как-то довелось видеть прежние купюры. Кажется, зеленые, с портретами мертвецов. Новые банкноты имели яркую сине-розово-желтую расцветку и куда больший формат. Никаких мертвых президентов. На пятидолларовой художник запечатлел мозаичное панно Детройтского арсенала, на десятидолларовой — упавшую башню отеля «Спейс нидл», на двадцатидолларовой — полумесяц над руинами Нью-Йорка. Пятидесятидолларовая увековечила Великую мечеть столицы, а на стодолларовой чернела Кааба — священный куб в древней Мекке. Тысячи лет ему суждено оставаться радиоактивным.
Ракким залпом допил кофе и вышел на улицу, дожевывая на ходу рулет. Лишь сейчас он понял, до какой степени успел проголодаться. Доев рулет, бывший фидаин облизал пальцы. После всего произошедшего у него, по крайней мере, сохранились привычки добропорядочного мусульманина. Христиане неодобрительно относились к манере облизывать пальцы после еды, считая ее негигиеничной и несоответствующей приличиям. Правоверные придерживались иного мнения. Пища была даром Аллаха, и кто мог сказать с уверенностью, в какой именно крошке содержалось его благословение?
Далеко впереди он увидел Харриет, раздвигавшую толпу огромным телом. Обрюзгшая матрона за шестьдесят, с оранжевыми волосами и целым каскадом дрожавших при каждом шаге подбородков, носила длинную шубу. Она наклонилась над одним из фруктовых прилавков, взяла персик, поднесла его к носу, презрительно бросила на прилавок и, переваливаясь, прошествовала дальше. Торговец проводил ее свирепым взглядом, однако не проронил ни звука.
Ракким двинулся за ней. Харриет регулярно совершала обход рынка в числе первых покупателей, выбирая самые лучшие продукты для удовлетворения собственного изысканного вкуса. Предсказуемость не представляла для нее опасности. Ей все равно полагалось появляться перед возможными клиентами, и, кроме того, за ней всегда следовала охрана. Ракким практически мгновенно заметил на противоположной стороне улицы коренастого мужчину в синей куртке с поднятым воротником и надвинутой на глаза фуражке. Он ни на шаг не отставал от Харриет, успевая набивать рот горячими каштанами из бумажного пакета. Обычный моряк, вернувшийся из дальнего рейса… правда, мужчина совсем не походил на морского волка. Второй телохранитель ковылял в нескольких шагах от матроны. Высокий юноша опирался на трость, хотя, конечно, инвалидом Ракким его бы назвал в самую последнюю очередь. Износ подошвы правого башмака совершенно не соответствовал старательно изображаемой хромоте, и бедрами он вращал несколько театрально. Некоторые полагают, будто для придания себе образа инвалида достаточно обзавестись увесистой тростью, однако на самом деле существует целый ряд приемов, которым следовало бы научиться. Данный экземпляр однозначно не принадлежал к числу прилежных учеников.
Харриет подплыла к следующему киоску. Взяла персик, провела пальцем по бархатной кожице, понюхала, кивнула и стала передавать выбранные плоды продавцу. Расплатившись, она убрала бумажный пакет с фруктами в хозяйственную сумку и перешла через улицу к мясным ларькам мусульман. Ракким последовал за ней. Один из телохранителей — мужчина в синей куртке — тут же сменил позицию, заметив его интерес к матроне. Совсем неплохо.
За прилавками мясников, одетых в белые, заляпанные кровью халаты, вовсю кипела работа. Под звуки, похожие на скрежет жвал насекомых, они точили ножи, то и дело повторяя имя Всевышнего. С точки зрения Раккима, необходимость в подобной демонстрации набожности совершенно отсутствовала. По законам ислама, к Аллаху следовало воззвать только в момент умерщвления животного, но «черные халаты» неустанно повторяли, что имя Создателя невозможно упоминать слишком часто, а мясники с готовностью разделили их мнение. Мясники-христиане разместились в дальнем конце рынка, рядом со свалкой мусора. Поскольку они торговали мясом животных, не забитых надлежащим образом, им позволили установить прилавки рядом с торговыми местами рыбаков, продававших то, к чему бы ни один правоверный не притронулся ни под каким видом: крабов, омаров, устриц, мидий и осьминогов.