Молитва по ассасину

Аккуратно прикрыв за собой дверь, он двинулся к лестнице. В трехсотой снова раздался скрип. Ракким постучал. Никто не ответил. Бывший фидаин постучал еще раз.

— Откройте, или я вышибу дверь.

— А вы кто? Злой серый волк? — раздался приглушенный голос.

Ракким рассмеялся:

— Просто откройте.

Дверь приоткрылась. Пожилой мужчина в полосатой пижаме смотрел на него в щель поверх дверной цепочки. Его щеки покрывала трехдневная седая щетина.

— Я ни в чем не виноват.

— Я — друг вашей соседки.

— Как вам повезло.

— Она должна была проходить мимо вашей двери, чтобы попасть на лестницу. Уверен, вы наблюдали за ней каждый раз, когда она уходила и когда приходила. Думаю, вы все видели.

— Сэр, мне не нужны неприятности.

— Меня зовут Ракким.

— Хенесси.

— Вы позволите мне войти, мистер Хенесси? Я не причиню вам вреда.

— Сколько раз я слышал это. — Мужчина вытер нос рукавом полосатой пижамы. — Ладно, можете войти. Все равно ведь сделаете все, что хотите. — Цепочка слабо звякнула. — Другие ублюдки не удосужились представиться, значит, вас вполне можно считать вежливым.

Ракким закрыл за собой дверь. Ковер у входа, где старик неусыпно дежурил в течение последних двадцати лет, протерся до дыр. Напротив дивана валялся раскуроченный телевизионный экран, без сомнения, содранный с противоположной стены.

— Знаете, если не нравится программа, телевизор можно просто выключить.

— Постараюсь запомнить. — Подойдя к окну, Хенесси уселся за небольшой столик, где стояла чашка холодного кофе со свернувшимся молоком, тарелка с остатками тоста и банка бойзенового джема. [10]

— Я уже сказал, что ничего не знаю.

Всю раковину его правого уха украшали многочисленные продольные царапины. Ранки выглядели свежими, с едва подсохшей коростой. Левое ухо кто-то обработал лишь до середины. Вероятно, наскучило занятие.

— Вам следовало бы нанести мазь с антибиотиком.

Хенесси осторожно коснулся уха.

— Сам виноват, что оставил на столе фестонные ножницы. Они принадлежали жене…

— Они придумали бы что-нибудь другое. Более мучительное. Такие люди… всегда хватают то, что подвернется под руку.

Старик закрыл банку и смахнул крошки на пол.

— Они заявили, что девушка — преступница, которую разыскивает полиция. Убила человека, пытавшегося вернуть ее домой, и сбежала. Мне нечего было им сказать. И вам тоже.

— Я вам не верю, мистер Хенесси.

Тот сделал глоток холодного кофе.

— Когда я прищуриваюсь… я вижу смерть вокруг вас. Вы пришли убить меня? Просто хочу знать.

— Я вовсе не собираюсь убивать вас.

Хенесси подул на кофе, словно он еще не остыл.

— Я люблю ее, мистер Хенесси. Люди, которые пытали вас фестонными ножницами… как вы думаете, что они сотворят с Сарой, если найдут?

Старик сделал еще глоток.

— Меня это не касается.

Ракким покачал головой.

— Может быть, вас это не касалось, но вы сами вмешались, потому что вы такой человек. Как видите, вы — не единственный, кто разбирается в людях.

Хенесси дотронулся до запечатанного пакетика с фисташками.

— Она мне его подарила. Сказала, что ее зовут Рэйчел, но я не поверил. Сразу же понял, что она сбежала из дома. У нее был такой взгляд. Ожесточенный. Моя внучка сбежала от мужа несколько лет назад. Забрала обоих детей и сбежала. Муж так и не нашел ее. — Он отхлебнул кофе. — Я не ем орехи — плохо действуют на пищеварение, — но признателен ей за доброту.

Ракким не перебивал.

— Для тех, других, я притворился тупым. Сказал, что плохо слышу, хотя с ушами у меня все в порядке. — Хенесси коснулся пальцами изуродованного уха. — Я узнаю по шагам любого в этом доме. Могу с закрытыми глазами определить постороннего. Иногда жалею, что у меня такой хороший слух. — Его голос дрогнул. — Я слышал, как они поднимались по лестнице пару дней назад… их было трое. Двое скоро ушли, а третий спрятался в коридоре. Потом… — Он покачал головой. — Потом я услышал то, о чем хотел бы забыть. — Он пристально посмотрел на Раккима. — Она убила этого мужчину, охотника, но он заслуживал смерти. Я прижался ухом к стене и слышал все, до последнего слова. — У него навернулись слезы на глаза. — На ее месте могла оказаться моя внучка, а я просто стоял и слушал.

— Она пострадала?

— Я слышал, как она сопротивлялась. Слышал, но ничего не делал.

— Она была ранена, мистер Хенесси?

— Я не видел крови.

— Вы разговаривали с ней после этого?

Хенесси покачал головой.

— Мне так стыдно. — Он опустил взгляд на свои руки. — Раньше я не был таким трусом. Получил ранение в битве за Чикаго. Она считалась поворотной точкой в войне, но мне так не кажется. Помню только, что два дня притворялся мертвым на Иллинойс-авеню с пулей в животе. Голодранцы ходили по улицам и добивали раненых. Тогда я был молод, а молодому легко вести себя храбро. А теперь я ничего не стою.

Ракким накрыл ладонь старика своей. На ощупь кожа Хенесси напоминала вощеную бумагу.

— Откуда вы знаете, что она не пострадала?

— Я же говорил, она прошла мимо моей двери. Сильно торопилась. Впрочем, это понятно.

— Но как вы успели заметить, что на ней не было крови? В дверной глазок? Когда она быстро проходила мимо?

Хенесси молчал.