Молитвы из горнов и печей. Тень над домом Ягуара

− Без жертв не обойтись. Кто обернется против своих же, если не те, кто хранит верность Почитаемому Оратору?

Душу и сердце Оналли опять затопил холод.

− Ты больна. Наше выживание не стоит этого, не...

− Возможно. Возможно, я неправа. Но мы не можем заглянуть в будущее, правда?

Оналли была в недоумении. Это так непохоже на Тесипьяни − признавать, что она неправа, подвергать вопросам свои действия. Но всё же... всё же это ничего не меняет.

− И что теперь? − спросила Оналли. − Ты сыграла свою игру, Тесипьяни. Ведь мы обе были для тебя всего лишь игрушками?

Тесипьяни не двигалась. Наконец она махнула рукой.

− Было два пути развития событий. Два воина, убитые при попытке бегства, которая трагически провалилась... − Она говорила так, будто уже ничего не имело значения, холодным, равнодушным голосом − и это по разным причинам пугало больше всего. − Или оказалась успешной с твоей точки зрения.

− Я могла тебя убить, − сказала Оналли, и поняла, что это правда. Никто не владеет обеими руками в совершенстве и, если бы Оналли бросила Хочитли, как Тесипьяни бросила мальчика, то могла бы проявить свои умения в полной мере.

− Да, − согласилась Тесипьяни. Просто констатация факта. − Или могла убежать.

− Да пошла ты. − Оналли хотела сказать ещё что-нибудь − что, когда Почитаемый Оратор наконец умрёт, они с Хочитли вернутся и сровняют Дом с землёй. Но она поняла, что только благодаря Тесипьяни будет что разрушать.

Но это по-прежнему того не стоит. И никогда не стоило.

Она осторожно переложила Хочитли на руки, словно больного ребенка, и наконец произнесла:

− Я пришла не для того, чтобы тебя убить, Тесипьяни. Но всё равно надеюсь, что ты будешь гореть в аду за всё, что натворила. Стоило ли оно того или нет.

Она пошла по двору сквозь ослепительный свет к стене, площадке для игры в мяч и выходу. Тесипьяни, которая всё так же стояла у бесчувственного тела мальчика, вглядываясь куда-то вдаль, даже не попыталась её остановить.

И весь обратный путь в пригород Теночтитлана Оналли, сидя в аэромобиле под управлением Аткоатля, никак не могла выбросить из головы ответ Тесипьяни и забыть отчаяние в голосе подруги.

«Ты думаешь, я уже не горю?»

Она всегда была очень хорошей актрисой.

− Забери тебя Чёрный! − громко сказала Оналли, уже не зная, о наказании просит или о милосердии.

* * *

Она опять одна в своем кабинете, и руки, её тонкие, как веточки, руки тянутся к засушенным грибам теонанакатля, и всё медленно растворяется в цветных узорах, в бессмысленных снах.

Однако даже во сне она знает, что натворила. Боги отвернулись от неё, и каждую ночь она просыпается с воспоминаниями о камере пыток − последствия её приказов, последствия того, с чем она, как истинный воин, заставила себя столкнуться.

Вот только она не знает, сколько еще протянет.

Она горит − каждый день, задаваясь вопросом, стоило ли оно того, сохранила ли она Дом или извратила до неузнаваемости.

Нет. Нет.

Помнить стоит только это: сбежавшие узницы Оналли и Хочитли выживут, уйдут на север, в пустыню, в какую-то другую, более приветливую страну, сохранив воспоминания о проведенных вместе днях.

И над Великой Мексикой снова и снова встаёт Тонатиу-Солнце, отмечая дни правления Почитаемого Оратора, волну страха и недовольства, которая однажды свергнет его. И когда этому правлению придет конец, спасенный ею Дом будет жить дальше, в будущем, в новой Эпохе: чистой и славной Эпохе, в которой людям вроде неё не будет места.

Вот мысль, за которую разум может зацепиться.