Молк

— Толик, а меня… — Дима уже хотел рассказать про произошедшее несколько минут назад, но вдруг понял — его это больше не беспокоило. Ничто его больше не беспокоило: ни перспективы восстановления дружбы с Мишей, ни отношения с мамой, ни даже неадекватное поведение отца. Все это меркло и бледнело на фоне улыбки доброго, одетого в белоснежную рубашку без галстука и чуть широкие черные брюки, так любящего его Толика.

— Сейчас будем кино смотреть. — Мужчина понес Диму к креслам. — «Чудесное лето». Только другое…

— Здорово. — Дима успокоился.

Он расскажет обо всем Толику потом, после сеанса. И Толик, безусловно, поможет ему, это очевидно. Но все же…

— Толик. — Дима облизал прокусанную губу и поморщился от боли. — А я… Со мной… Вы же заметили, да?

— Что я должен был заметить? — Анатолий поставил Диму на ноги у самых кресел и внимательно посмотрел на него.

— Ну, что у меня рога. — Дима говорил, словно о болезни. — И хвост вырос…

— А-а, это! — Диме показалось, что во взгляде Анатолия что-то изменилось. Как вчера на озере. — Тебе очень идет!

— И это… не плохо? — Дима с надеждой смотрел на друга.

— Это замечательно. Я ведь говорил тебе уже, что не все, порицаемое большинством людей, плохо… На кресло сядешь? — как бы между делом спросил Анатолий. — Или ко мне на колени?

— А можно… на колени? — смутился мальчик, опасливо посмотрев на задние ряды, где вроде бы сидела мама.

Мама, наверное, отругала бы Диму за сидение на коленях у малознакомого мужчины.

«Или нет? Это же мой друг. Я знаю его. Друзьям можно иногда дурачиться и сидеть на коленях друг у друга… наверное».

— Ну да, — удивился Диминому вопросу Анатолий. — Можно. Так ведь повыше, лучше видно будет.

Мужчина и мальчик устроились в кресле. Дима сидел на бедре Анатолия, полубоком глядя на экран. Снова стало хорошо, предвкушение чего-то интересного будоражило.

— Какие у вас пуговицы необычные. — Дима осторожно коснулся пальцами манжета Анатолия. Вообще мальчик был равнодушен к одежде, но в Анатолии сейчас его пленяло, пожалуй, абсолютно все.

— Это запонки, — охотно пояснил мужчина. — Они как застежки, в отличие от пуговиц, не пришиты к рубашке, а крепятся отдельно.

— Круто. — Дима погладил пальцами холодный серебристый металл. Мальчик окончательно расслабился, даже собственный, мягко говоря, экзотический вид перестал пугать его.

Свет погас, сеанс начался. На экране появилась уже знакомая Диме поляна. И на нее откуда-то из чащи вышел Анатолий с каким-то мальчиком.

— Вы играете в этом фильме? — шепотом спросил Дима.

— Я и снял его. — В голосе Анатолия появились горделивые нотки. — Помнишь, рассказывал тебе.

«Я тоже хочу сняться в фильме Толика, как он…»

Дима посмотрел на экран, сравнивая: тот мальчик был также темноволос, но значительно выше и, как показалось Диме, красивее его. Одет мальчик был в светлый костюм-тройку, на ногах его красовались такие же, как у Димы, до блеска начищенные черные ботинки.

«Но я постараюсь хорошо сыграть. Лучше, чем он…».

На экране появился табурет, посреди поляны он смотрелся несколько неуместно, но поразило Диму другое — над табуретом висела веревка, петля которой была аккурат по росту мальчика.

Мальчик с легкостью залез на табуретку и накинул петлю на свою шею.

— Он повесится?! — Дима испуганно поднял глаза на Анатолия.

— Не торопи события. — Мужчина мечтательно смотрел на экран.

«Но это же все не взаправду?! Да, точно! Чего это я? Это ведь кино, ясно же, что все здесь — постановка».

Анатолий на экране энергично помогал мальчику затянуть петлю. Потом улыбнулся и резко выбил из-под его ног табуретку. Мальчик инстинктивно вцепился руками в петлю, но мужчина помешал ему, схватив его ладони. Висящие теперь ноги мальчика задрожали.

Вопреки сомнениям в реальности происходящего, Дима прикрыл глаза ладонями. Он и сам не мог понять, почему все существо его охватил страх. На спине проступили капли пота, обнаженная кожа ног, наоборот, покрылась мурашками. Диме захотелось спрыгнуть с коленей Анатолия и бежать из зала.

«Как от той мумии!»

Дима вспомнил свой сон: и кинозал, и украшение на истлевшей шее. Спиралевидный узор с украшения мумии был точно таким, как на запонках Анатолия.

— Что ж ты не смотришь? — Голос Анатолия звучал нежно-насмешливо. — Я же старался.

— Я смотрю, — соврал Дима, с опаской бросив взгляд на экран.

На экране Анатолий топориком отрубал уже лежащему задушенному мальчику ногу. Кровь лилась на цветастое полотенце. Нога чуть ниже колена отделилась от худого тела легко, ботиночек на ней все так же поражал своей чистотой.

Со стоном ужаса Дима уткнулся лицом в плечо мужчины, пальцами сжав ткань рубашки на его боках.

«Это не может быть по-настоящему! Не может!»

И тут же где-то в голове мальчика раздался появившийся вчера внутренний голос:

«Почему же не может? Очень даже может! Ты не знаешь его. Может, он сделал такое со многими детьми? Может, это — его любимое занятие!»

Ладонь Анатолия легла на Димин затылок, с грубоватой лаской заскользила по его волосам. Дима замер, вдыхая запах свежевыстиранной ткани вперемешку с тонким, умиротворяющим ароматом одеколона.