Читаем Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи) полностью

Кого только нeт в числe моих товарищей по камерe! Старики и подростки, крестьяне и рабочiе, нeсколько студентов, сeдой профессор, нeсколько истощенных интеллигентных лиц, люди с военной выправкой, измученный старый еврей, кучка шумливых безпризорников, для которых тюрьма и улица -- их привычное мeстопребыванiе... И всeх нас спаяло положенiе узника совeтской тюрьмы, званiе "классоваго врага и соцiально-опаснаго элемента" и трагическая перспектива многих лeт каторжнаго труда в концентрацiонных лагерях.

Постепенно шум стал стихать. Каждый как-то нашел себe мeсто, и вскрики и ругань все рeже перекатывались над сeрой массой лежащих людей. Сон -единственная радость узника -- стал понемногу овладeвать голодными и измученными людьми.

Поудобнeе приладив в видe подушки свою спинную сумку и накрывшись курткой, я сам стал дремать, когда внезапно в тишинe корридора раздались шаги нeскольких людей. Еще десяток секунд и шаги остановились у дверей нашей камеры. С противным лязгом звякнул замок и двое надзирателей ввели в двери высокого человeка с длинной сeдой бородой.

Старик этот ступал как-то неувeренно, и было странно видeть, как наши, обычно грубые, сторожа бережно поддерживали его под руки. В полумракe камеры, освeщенной только одной тусклой лампочкой в потолкe, можно было с трудом различить блeдное лицо старика, обращенное 369 прямо вперед, словно он не смотрeл на лежавших перед ним людей.

-- Эй, кто у вас тут староста? -- спросил один из надзирателей.

Я вышел вперед.

-- На, вот, принимай-ка старика. -- В грубом, рeзком голосe надзирателя слышалась какая-то странная сдержанность, словно он чувствовал себя неловко.

-- Устрой его тута как-нибудь получше... Ежели что нужно будет -позови кого из наших... Для такого случа`я...

Он запнулся и, просовывая мою руку под руку старика, сурово, как бы стыдясь мягких ноток голоса, добавил:

-- Ну, держи, чего там...

Я удивленно взял протянутую руку, и старик тяжело оперся на нее. Опять звякнул замок камеры, и мы остались одни с новым товарищем по несчастью. Затeм старик медленно повернул голову ко мнe, и только тогда я увидeл, что он слeп...

По неувeренным движенiям старика и, вeроятно, по направленiю моего взгляда и выраженiю лица и всe остальные заключенные замeтили это, и гудeвшая тихими разговорами камера как-то сразу смолкла, волна вeтра задула всякiй шум...

Нeсколько секунд всe молчали. Потом старик медленно поклонился в пояс и тихо, но внятно сказал:

-- Мир дому сему...

Это старинное полуцерковное привeтствiе, обращенное к нам, узникам, оторванным от настоящаго дома и семьи, показалось настолько странным, что никто не нашелся сразу, что отвeтить. Всeм нам казалось, что появленiе этого старика -- какой-то сон.

Что-то непередаваемо благостное было в выраженiи его спокойнаго, обрамленнаго сeдой бородой лица, и мнe в первыя секунды показалось, что передо мной какой-то угодник Божiй, каких когда-то, еще мальчиком, я видeл на старинных иконах. И теперь казалось, что этот угодник чудом перенесен в нашу камеру, и что наша тоскливая 370 тюремная жизнь прорeзана каким-то лучом сказочной легенды...

Но эти нeсколько секунд растерянности прошли. Живой старик тяжело опирался на мою руку и молчал. Жизнь требовала своего...

-- Спасибо, дeдушка, -- нeсколько опомнившись, невпопад отвeчал я. -Пойдемте, я вас как-нибудь устрою на ночь.

Осторожно проведя старика между лежавшими людьми, я привел его в свой угол. Там, рядом со мной лежал и теперь сладко спал Петька-Шкет, молодой вор, паренек, никогда не знавшiй дома и семьи, отчаянная башка, драчун и хулиган, в вечернiе часы разсказывавшiй мнe всякiе случаи своей безпризорной жизни.

-- Слушай, Петька, потeснись-ка малость! -- толкнул я парнишку. -- Тут, вот, старика привели. Нужно мeсто дать...

Заспанное лицо Петьки недовольно поморщилось. Не открывая глаз, он раздраженно заворчал:

-- К чортовой матери... Пущай под парашей ложится... Я не обязан...

Сосeд сердито толкнул его кулаком в бок :

-- Да ты посмотри, хрeн собачiй, кого привели-то!

Петька приподнялся с явным намeренiем испустить поток ругательств, но слова замерли у него на языкe. Он увидeл перед собой высокую, величавую фигуру старика, и остатки сна мигом слетeли с него. Он удивленно вытаращил глаза и выразительно свистнул.

-- Ого-го-го!.. Вот это -- да!..

И, не прибавив больше ни слова, паренек молча свернул свой рваный пиджак и уступил мeсто "товарищу". Я помог старику опуститься на щит и положить под голову маленькую котомку. Устроившись немного поудобнeе, мой новый сосeд перекрестился и неторопливо сказал:

-- Ну вот, Бог даст, и отдохну нeсколько деньков... А то два мeсяца, как все везут и везут...

-- А откуда вас, дeдушка, везут-то? -- несмeло спросил кто-то из лежавших.

-- Да издалека, сынок, издалека. С Афона... С Новаго Афона, святого монастыря Божьяго... 371

-- А за что это вас?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / История
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное